Но я не стала объяснять, что в этом нет ничего удивительного. Белой Горе понравилась история про меня, потому они со Стеной сёстры, у них даже шкуры чистятся одинаково. Наверное, мне надо сходить туда – вдруг меня тоже вознесут!
Только зачем рассказывать про это недомеченным? Они меня похитили и угрожали. И они навредили Алане и той девочке, и напали на учительницу Ниплис. Они сумасшедшие.
А та женщина с вопросами продолжала подбирать слова.
– Ты знаешь, почему твоё имя и лицо интересует других, которые не люди? Которые как предметы, но живые?
– Ничего я не знаю, – сказала я и, не выдержав, посмотрела ей прямо в глаза.
Вдруг бы она поняла, что происходит? Что всё неправильно?
Но она отвернулась и что-то сказала синеволосой. Та подала ей толстую палочку. Женщина взяла меня за руку, поднесла палочку одним концом к коже на запястье, прислонила, и палочка меня ужалила! Я вскрикнула, даже хотела отдёрнуть руку, но стерпела. А женщина продолжала улыбаться. Подняла передо мной ту серую пластинку, где было моё лицо, и мне в глаза вспыхнуло чем-то ярким.
– Сейчас я отпущу тебя, – сказала женщина. – Хочешь пойти в ближайшее место, где есть люди? Или хочешь вернуться туда, откуда тебя забрали?
– Я хочу вернуться, – ответила я, стараясь сдержаться и не показать, как я рада, что меня отпускают.
– Не боишься, что будет высоко?
– Нет.
– Ты очень смелая! – похвалила меня женщина и потянулась ко мне.
Я отпрянула – испугалась, что она опять будет меня жалить! Те другие недомеченные, которые смотрели на меня, а потом отошли, засмеялись. Как будто были в театре, а я на сцене, и это всё представление.
Женщина встала и вернулась в тряпичный домик. Не успела я испугаться, что она передумает, как она снова вышла. В руках у неё были две шапки с лицевыми щитками. Такие были на рисунках, которые доставили из Высокого Брода и Звёздных Окон.
– Надень, – она протянула мне одну шапку, – наверху холодно. Будет больно глазам.
Я послушалась – и даже смогла разобраться с застёжками.
Вторую шапку женщина надела на себя.
Потом к женщине подошёл жукокрыл – не тот, что был с желтоволосым, другой, у него бока были белые. Женщина залезла в него и протянула мне руку. Я увидела что-то вроде ступенек – и встала перед ней. И тут нас как будто что-то обхватило.
Оказывается, у жукокрыла были ещё лапы, которыми он мог удерживать человека, которого нёс.
Мы взлетели – и теперь я смогла нормально рассмотреть мир сверху.
Горы были точно Юольские, мы их давно проходили, ещё дома, и я помнила, как их показывали на уроках. Снова было видно Горькое море.
Я примерно представила на карте то место, где мы были.
Опустились мы на берегу Большой Муэры, напротив понтонного моста, недалеко от стеклодувных мастерских.
Едва жукокрыл убрал лапы, я спрыгнула и отбежала. Сняла шапку со щитком и протянула женщине.
– Прости, что случилось такое плохое, – сказала она. – У Кристиана погибла сестра. Он очень переживает. Ему плохо. Он не может понимать, что делает!
Мне хотелось сказать ей, что она безумна, как и тот желтоволосый. Наверное, она его имела в виду, когда говорила о Кристиане. У него погибла сестра? Всё равно! Как можно не понимать, что ты делаешь? И вообще, нет никакой связи между смертью сестры или ещё кого – и угрозами убить другого человека, особенно ребёнка. Это как будто оправдание, а убийство невозможно оправдать!
Ещё я вспомнила, о чём говорил Ганн, когда в тот день мы шли к театру: что если бы недомеченные просто пришли, честно, открыто, им бы всё рассказали и всё объяснили. Раньше я тоже так думала. А теперь даже смотреть на них не хотелось!
Я бы ей всё-всё объяснила, но после Ганна я подумала о Емъеке, и мне стало плевать на эту сумасшедшую. Я бросила на землю шапку и побежала обратно. Мне надо было поскорее успокоить Емъека – он же переживает!
Ещё я должна была отметить на карте, где они расположились, пока не забыла. И рассказать обо всём, что со мной случилось. О том, что все недомеченные – сумасшедшие.
Записано со слов Инкрис Даат 17-го руйда 1016 года от Ведения Хроник в деревне Речная Борода.
Дерево/память/имя
Пока Вайли дёргала траву и складывала её в мешок вместе с палой листвой, веточками и почерневшими скорлупками орехов, бабушка устанавливала поминальню – старый металлический котелок с дырявым дном и высокими закопчёнными стенками. Следовало подпереть поминальню камешками, чтобы она не качалась, и Ру осторожно встала на колени, предварительно подстелив захваченный из дома тряпичный коврик.
– Бабуля, давай я! – вскинулась Вайли, однако Ру нахмурилась и покачала головой.
Вздохнув, Вайли вернулась к уборке. Спорить было бессмысленно: бабуля точно знала, что сможет сама, а что уже нет. Впрочем, список «уже нет» понемногу, но расширялся.
Старейшина сильно сдала за последнее время, особенно после истории с Аланой. И это было не столько физическая немощь, сколько груз раздумий.