Люди. По следам наших миграций, приспособлений и поисков компромиссов

Исследования, посвященные генетическому разнообразию человека, долгое время обходили стороной Францию, но, наконец, дошло дело и до нее. В 2020 году команда Кристиана Дина из Нантского университета проанализировала генетические профили более 2100 французов из разных регионов страны. Выяснилось, что французское генетическое разнообразие также соответствует модели изоляции расстоянием. Были обнаружены различные генетические составляющие, причем их доля сильно зависит от географических барьеров. Например, существует четкое разделение с точки зрения генетики между популяциями севера и юга Франции: линия «генетического разрыва» проходит вдоль реки Луары, которая в течение долгого времени была политической и культурной границей, разделявшей королевства или графства севера и юга страны. Таким же образом, но в несколько меньшей степени реки Гаронна и Адур играли важную роль естественного барьера, мешающего гибридизации популяций. В целом, регионы, демонстрирующие самый высокий уровень генетической вариабельности, – Аквитания и Бретань. Это согласуется с культурной и политической историей данных областей, которая привела к более выраженной изоляции проживающих на их территории популяций. Все же необходимо подчеркнуть, что даже если кажется, что исторические, культурные и политические границы сформировали генетическую структуру современной Франции, то ее историческое население остается, тем не менее, – во всяком случае, с точки зрения генетики – достаточно однородным.

Уровень генетических различий между популяциями всегда представляет собой условную оценку, которая зависит прежде всего от масштаба рассматриваемых явлений. Конечно, популяции Аквитании и Бретани наиболее «дифференцированы» – то есть разнообразны генетически – по сравнению с населением других французских регионов, но значение этих отличий нужно рассматривать более широко: если взглянуть на них в соответствующем контексте, они окажутся лишь небольшими нюансами. Одной из целей популяционных генетиков как раз и является поиск этих различий и оценка их значимости – для того, чтобы использовать их при реконструкции истории народа или географического региона. Используя верные средства и нужный уровень точности, можно при желании увидеть различия даже между Монпелье и Тулузой[64]! Но и в этом случае речь не идет о четкой определенности, вроде той, что бывает у бухгалтера или нотариуса, так как ни одно различие не является значимым само по себе: все зависит от масштаба, в котором оно рассматривается, и от научного интереса к тому или иному вопросу.

Рассуждая таким же образом о разнообразии населения Европы, можно заметить, что некоторые популяции выбиваются из общего ряда. По сути, наблюдается немало значительных отклонений от общей модели изоляции расстоянием. Показательными примерами оказались финны, сардинцы, баски или евреи-ашкенази: их демографическая, географическая или культурная история привела к гораздо более значительной генетической дифференциации по сравнению с другими популяциями. Отсутствие у некоторых популяций больших генетических отличий от соседей может также быть знаменательным фактом. Например, венгры, хоть и говорят на языке из финно-угорской группы, генетически близки со своими географическими соседями, говорящими на индоевропейских языках. Это наблюдение демонстрирует случай языкового замещения, которое не повлекло за собой генетического замещения. Подобное явление называется «доминированием элиты»: небольшое число индивидов, часто пришедших издалека, вводят в употребление новый язык, но не смешиваются с местным населением.

Множество «Азий»: территория контрастов и встреч