Люди полной луны

Родословная не смутила Миронова. Он чувствовал в себе хлесткую и упругую энергию холодного интеллигента. Он не знал, что вживленный ему в мозг биочип «Самурай» увеличил его интеллектуальные и психические возможности в три раза. Миронов стал замечать, что ему достаточно один раз бросить взгляд на страницы записной книжки, чтобы уже никогда не пользоваться ею. Память отщелкивала все записи, и надобность что-либо записывать у Миронова отпала навсегда. У него вдруг появились способности к языкам, и в течение двух недель он уже вполне сносно владел английским и приступил к изучению японского. Ему стали понятны человеческие лица — взглянув на лицо собеседника, он сразу проникал в глубины его характера и психологии, знал, когда тот говорит правду, когда лжет. Одним словом, Миронов стал опасным конкурентом для всех, кто делал карьеру на ниве правосудия, которого, как известно, нет, не было и никогда не будет ни в одном государстве мира. Но Миронов не знал, что в нужный час и в нужном месте он перестанет быть самостоятельным человеком и превратится в ОРУЖИЕ.

Странная, мощная и клочковатая сила шизофрении, периодически овладевающая Леней Светлогоровым, делала его похожим на врожденного дебила, который неожиданно для себя и окружающих защитил докторскую диссертацию по хронологическому времени и был внесен в шорт-лист на соискание Нобелевской премии.

— Вы, Светлогоров, — говорил ему Мурад Версалиевич, — невменяемы по сути, маньяк-гуманист.

— Я знаю, — благодушно кивал в ответ Леня. А вы в принципе дурак по форме.

— Это еще почему? — сбился с мысли Мурад Версалиевич и, бросая в урну под столом извлеченную из кармана халата кожуру банана, добавил: — Попрошу не переходить на личности.

— Хорошо, — легко согласился Леня Светлогоров. — А в город меня по выходным выпускать будете?

— Нужно разрешение комиссии, а затем решение суда о том, что тебе можно покидать больницу по ходатайству родственников или тех, кто готов внести за тебя залог, я имею в виду Самвела Тер-Огонесяна.

— А как насчет самоволки? — поинтересовался Леня. — в смысле в пятницу ушел, а в воскресенье вечером пришел?

— Ну да, — усмехнулся Мурад Версалиевич. — И за это время ты все кладбища в городе квадратно-гнездовым способом перекопаешь.

— Я два раза в одну реку не вхожу, — сморозил чушь Леня Светлогоров. — Я просто хочу по городу осеннему походить, а ты мне, Мурад, прошлое поминаешь. Сволочь психиатрическая.

— Ну-ну, — всполошился Мурад Версалиевич, — успокойся. Самоволка предполагает, что тебя никто не увидит. Я закрою глаза, а ты их пошире раскрой, особенно в пятницу, когда уходить будешь, и в воскресенье, когда приходить станешь, тем более что у меня в это время выходной, так что тебе не со мной, а с Екатериной Семеновной договариваться надо.

— А ты не дурак, доктор, — похвалил Мурада Версалиевича Леня, — но и я не придурок. Напиши ориентировку.

— Что за ориентировку? — перепугался Мурад Версалиевич. — У тебя что, Светлогоров, волна пошла?

— Обыкновенную, — спокойно развивал свою мысль Леня. — Чтобы она во время обхода думала, что я выгляжу как застеленная постель со спящей на ней подушкой, и делала в своем журнале пометку: «Светлогоров в субботу вел себя хорошо, читал книги, спал и писал картины».

— Ну уж нет, — обреченно махнул рукой Мурад Версалиевич. — По выходным лучше я буду дежурить. Но, — он строго взглянул на Леню, — через раз.

«Хватит тебе дрыхнуть, — мысленно возмущался подполковник Абрамкин, поглядывая на похрапывающего Италию, — сколько можно?»

Подполковник подготовился к работе подсадной уткой по полной программе, но уже начинал тяготиться ожиданием. Италия спал и, судя по глубине и продолжительности сна, собирался это делать долго.

— Хватит колоть человеку снотворное, — обратился Абрамкин к процедурной сестре, пришедшей делать уколы в сопровождении милиционера. — Совсем замучили парня.

Медсестра промолчала, а сопровождающий ее охранник бросил зло:

— Молчи лучше, а то вторую руку наручником пристегну.

— Молчу, молчу, начальник, — успокаивающе поднял свободную руку Абрамкин.