Люди полной луны

— Ага, щас, — сердито сказал Тарас, запихивая Миронова в салон. — Алкаш таганрогский, только у Генерального прокурора тебя и не видели

Он с силой захлопнул двери, от потрясения не обратив внимания, что срубил дверцей верх зонта, который Миронов пытался в незакрытом виде втянуть в салон. Веточкин быстро сел за руль и тронулся с места. Проехав порядочное расстояние, чтобы успокоиться, он заехал на стоянку и уже там, обернувшись к Миронову, спросил:

— На знойную Москву приехал посмотреть?

Миронов сидел на заднем сиденье, выпрямив спину и держа трость погибшего зонта, словно солдат карабин во время торжественного парада.

— Да черт его знает, — вдруг сник он, — как я здесь оказался. У меня после падения в кабинете Самсонова, нашего главы УВД, все перепуталось.

— Ясно, — сказал Веточкин, заводя машину, — не переживай, распутаем.

Он выехал на Тверскую и решил доставить Миронова к Стефану Искре, позвонить Хромову и посоветоваться, как действовать дальше.

От подъезда Стефана Искры отъезжал грузовик, наполненный стеклянными бутылками разной конфигурации. Стефан Искра сделал генеральную уборку. Он ничуть не удивился Веточкину и Миронову, доброжелательно распахнув перед ними двери.

— Вот… — начал было Тарас, указывая на Миронова.

— Не объясняй, — бросив короткий взгляд на прокурора, оборвал его Стефан Искра, — лучше действуй.

Я хожу по Москве и рассматриваю ее витражи, вижу вспыхивающий свет в ее окнах. Если бы я захотел, то заглянул бы в любое окно и улыбнулся бы при виде подсмотренной мною жизни. Во мне живет томительное умиление перед беззащитностью Москвы. Для меня в ней нет закрытых дверей, нет силы, которой я должен опасаться. Хотя, конечно, сила, равная моей, в Москве есть, но я ее не опасаюсь. Это мои братья, солнечные убийцы, это моя родина УЖАС, это мой бог Иван Селиверстович Марущак. Что? Ах да, документы. Какие симпатичные ребята милиционеры. Такие юные и грозные, с оружием. Да, я проживаю в Москве, а Москва во мне. Неужели у меня такая внешность, которая заслуживает постоянной проверки документов? Я по-доброму улыбаюсь. А вот и Лубянская площадь, а вот здание, наводящее необоснованный ужас на весь мир, но это было когда-то. Мне кто-то говорил, что в этом здании работают умные и вполне добродушные люди. Я не знаю, но, на мой взгляд, у них не хватает фантазии и осторожности. Что это за название, ФСБ? Звучит как аббревиатура матерщины. В мире столько поэтических и грозных образов. Впрочем, фантазия — это чепуха, а вот потеря осторожности серьезней. Я улыбаюсь. Иван Селиверстович тоже усмехнулся, когда сказал мне, чтобы я походил по Москве и повеселился, глядя на здания силовых ведомств. Он сказал, что все они бросили вызов УЖАСу и скоро мне и моим братьям предстоит работа. Мне что-то не верится. Я думаю, что Иван Селиверстович шутит, я преклоняюсь перед своеобразием его юмора. Это же надо, бросили вызов УЖАСу! Мне еще никто не говорил, что там служат окончательные идиоты. Я улыбаюсь. Я могу захватить в одиночку здание «Аквариума» на Хорошевском шоссе, перед которым сейчас стою. Захватить, разбить у них всю оргтехнику и уйти на поиски ночной женщины, хотя я бы не отказался и от утреннего мальчика.