Москва ошарашила Игоря Баркалова своей клубящейся и непредсказуемой энергетикой. К нему подошел заметного вида паренек и представился:
— Оперуполномоченный Ласточкин, но зови меня просто Лешей. А ты Игорь?
Игорь молча кивнул.
— Ты в курсе событий, и я не буду объяснять, что никакие мы не оперы сейчас, а обыкновенные работяги. Я, например, водитель маршрутного такси, а тебя приказали устроить учеником официанта в ресторан «Первая скрипка», это самый дорогой и самый закрытый ресторан Москвы. У меня там земляк, тюменский, друг юности, старшим официантом работает. Подойдешь к нему и скажешь, что от меня, Лешки-шоферюги, пришел. Мол, в армии вместе служили, в десанте под Новочеркасском, хочешь денег заработать. Я с ним уже разговаривал насчет тебя. — Ласточкин отошел от Игоря на два шага и повертел головой. — Запомнил внешность?
— Да что там запоминать? — сердито сказал Игорь. Его до глубины души возмутило «приказали устроить учеником официанта». — Пальто серое, фуражка мятая, руки грязные и лицо глупое.
— Точно, — миролюбиво кивнул Ласточкин, — высший класс. Пальто, фуражка, грязные руки и лицо незапоминающееся. Что может быть лучше для опера? А ты, Игорек… — лицо Ласточкина вдруг стало хулиганистым, — немного приутихни. Тебя работать сюда прислали.
— Конечно, — ответил Игорь, — только у меня аллергия на слово «официант».
Они стояли на пятой платформе Курского вокзала, и Игорь увидел, что к ним направляются двое патрульных.
— Менты, — шепнул он Ласточкину, и тот, скосив глаза, тоже шепнул:
— Линяем вправо, вон электричка подходит, прямо перед ней.
Игорь мгновенно схватил сумку, а Ласточкин его рюкзак, и, спрыгнув с платформы перед самым носом электрички, успев избежать соприкосновения с ней, они помчались через путевые линии к уже близким московским улицам четвертого уровня престижности.
Через некоторое время Игорь и Ласточкин сидели в каком-то кафе с ярко выраженным интерьером совковой забегаловки-ретро.
— «Первая скрипка» находится возле гостиницы «Минск», я тебя подвезу к этому месту, — объяснял Ласточкин. — Обслуживающий персонал туда набирается только из провинции, как в президентский полк, москвичей не берут. В общем, Колька тебя устроит и с жильем поможет, а ты работай от всей души, вживляйся, одним словом. Придет время, тебя найдут и скажут, что делать дальше. Самое главное, не веди себя как мент, убей в себе эти задатки на время.
— Ага, — буркнул Игорь, — убить на время невозможно…
Перед отъездом в Москву Самсонов, смахнув с глаз несуществующую слезу, объяснил Игорю:
— Едешь на курсы повышения квалификации, но сразу по приезде будешь участвовать в какой-то операции, я не знаю, у москвичей все с вывертом, будешь внедренным агентом некоторое время. Им нужны люди из глубинки, хотя если Таганрог глубинка, то Москва вообще чаща дремучая. Но ты внедряйся и покажи, что такое оперативник из глубинки, пусть утрут свои сопли столичные. Тебя встретят на вокзале и проинструктируют. А теперь иди, не терзай мою душу, я буду беспокоиться о тебе, сынок.
Самсонов явно преувеличивал свое беспокойство. Беспокоиться-то он беспокоился, но не до такой же отцовской степени. Он Игоря рекомендовал, и его рекомендацию приняли. Если Игорь эту рекомендацию оправдает, то, глядишь, и он, Самсонов, еще покрасуется в генеральских лампасах.
— Иди, сынок, — отпустил он Игоря, — там тебя ждут, — и неопределенно махнул в сторону двери.
За дверью действительно ждали Савоев и Басенок… Даже сейчас, разговаривая с Ласточкиным, Игорь еще чувствовал остаточные явления этого ожидания в голове. Она побаливала.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ