Ходжа-Нефес хотя и слышал об амнистии для мусульман, не рискнул объявить о себе — хитрый туркмен не забыл, как настойчиво хан добивался его выдачи. Ему удалось через земляков найти двух поручителей, помнивших его с тех давних времен, когда юный Нефес, еще не ходжа, водил в Хиву караваны от каспийского берега. Поручители гарантировали Аганамету, что пленник его — человек серьезный, и выкуп за себя обязательно пришлет. Тайком выпущенный ночью из палатки, ходжа прокрался в дом к знакомому татарину Полату, взял у него лошадь, пообещав прислать плату вместе с выкупом и еще до рассвета убрался из города.
К чести Нефеса, он не побоялся спроса грозного царя за свою так трагически закончившуюся затею. Гордый туркмен, едва избежавший смерти, опять испытывая судьбу, ехал по степи не в родные кочевья, а в так и не достроенную крепость «Святого Петра».
Рассказать русским, что войска Бековича больше нет.
Гурьевский казак, татарин Алтын Усейнов был отпущен вместе с другими мусульманами. Перед уходом он рискнул, пробрался к виселицам и видел там, рядом со страшными чучелами, водруженные на пиках головы Салманова и Экономова. Но головы Бековича, как он честно рассказал на допросе, не приметил. Естественно — ее в то время уже везли в Бухару.
Казаку Федору Емельянову удалось ускользнуть еще во время резни.
Казак Михаил Белотелкин во время истребления своего отряда был ранен и потерял сознание. Очнувшись, он увидел, что лежит среди трупов. Белотелкин поднялся и медленно побрел на север — в сторону Гурьева.
Эти четверо — Нефес, Усейнов, Емельянов и Белотелкин — были единственными, кто вернулись в Астрахань. Четверо из трехтысячного отряда князя Александра Бековича Черкасского. Из протоколов их допросов мы и знаем подробности этого страшного рейда.
Но первым о гибели отряда Бековича астраханскому градоначальнику сообщил не кто иной, как уже известный нам «состоящий для особых поручений» калмык Бакша. Хитрый калмыцкий вождь Аюка по-прежнему не любил складывать все яйца в одну корзину, предпочитая подстраховаться со всех сторон.
Вот и вся история. Она получилась неказистой и неправильной: ни тебе морали, ни отмщения злодею, и не случайно ее уже мало кто помнит.
Ну а те, кто помнят, конечно, постоянно задают себе вопрос — почему Бекович, опытный и осторожный командир, так глупо себя повел. Зачем погубил ни за грош не только свою буйную голову, но и положил всех своих людей. По этому поводу историки спорят не первое столетие и выдвигают самые разные предположения — от умопомешательства Бековича после известия о гибели семьи до желания завоевать новые земли для себя, самому став ханом (именно в этом уверял Петра оправдывающийся шах Ширгази).
Если вас интересует мое мнение, то мне кажется, что главный мотив Бековича, объясняющий многие его странности — это страстное, непреодолимое желание выжить. Гордый кабардинец не хотел уходить с этой земли, потеряв все. Он отчаянно желал переиграть заново потерпевшую фиаско жизнь, потому и цеплялся за малейшую возможность решить дело миром и вернуться назад живым. Как писал наш великий поэт — нетрудно обмануть того, кто сам обманываться рад.
Если бы Бекович только знал, что страшная буря на Каспийском море, в которой погибла вся его семья, закончилась абсолютно неправдоподобным, даже сказочным финалом… Такое случается, иногда история строит сюжет, который иные театральные критики изругали бы за неправдоподобные драматургические ходы. Слушайте Княжецкую и не говорите, что не слышали: «Чудом остался в живых маленький сын Черкасского. Его выбросило волнами на отмель, где полуживого ребенка нашли рыбаки». Из этого вот зернышка и выросло впоследствии раскидистое дерево рода Бековичей-Черкасских, давшего России немало героев.
Наша первая попытка закрепления в Средней Азии закончилась ничем — в самом прямом смысле слова. Ничего и никого она после себя не оставила. Да и никаких последствий, по большому счету, не имела. Разве что появилась казачья поговорка «пропал как Бекович», продержавшаяся в русском языке несколько столетий.
Отношения с Хивой были прерваны на много лет. Правда, через три года Ширгази попытался помириться и отправил в Петербург своего посланника по имени Вейс-Магомет, снабдив его богатыми подарками — обезьянкой и туркменским скакуном. Но Петр память имел хорошую и нрав тяжелый. Вместо посольских палат посольство в полном составе отправилось в казематы Петропавловской крепости, где Вейс-Магомет уже через несколько дней нечаянно помер. Остальные члены посольства, за единственным исключением, были посланы на вечную каторгу в Рогервик — ныне город Палдиски в Эстонии. Единственный помилованный хивинец повез Ширгази грамоту от Петра, в которой тот требовал немедленно освободить пленных. Как свидетельствовал вернувшийся после пятилетнего хивинского плена яицкий казак Василий Иванов, Ширгази в бешенстве топтал грамоту ногами, а после «отдал играть малым ребятам[47]».