Люди, принесшие холод . Книга первая: Лес и Степь

Ну, насчет «слова никто поперек не скажет» его разубедили быстро. Если у выкреста открывшиеся перспективы голову вскружили, то у Нитара Доржи они ее просто с резьбы сорвали. Его худшие предчувствия оправдывались одно за другим, и сомнений больше не было — калмыков заманили в ловушку, чтобы всех крестить насильно, власть над ними отдадут крестившемуся братцу, а сделать ничего нельзя — они заперты в линии.

Ну, а раз так, то можно, по крайней мере, спросить ответа с троицы предателей — крестившегося братца, клятвопреступника переводчика Бакунина и упыря-губернатора Волынского.

Первым ему под руку подвернулся один из зайсанов православного брата, звавшийся раньше Тунгулак, и ставший недавно крестником графа Гаврила Головкина. То, что его крестный отец был канцлером Российской империи, ничуть не помогло Тунгулаку в волжских степях. В степи вообще правит не канцлер, а право сильного — Нитар Доржи ему походя «кинжалом голову прорубил и бок пропорол». Затем настала очередь первого из предателей. Нитар Доржи буквально через несколько дней после памятного разговора совершил молниеносный налет на стойбище православного братца, и новоявленный российский князь спасся чудом. Предупрежденный родственником, он бежал буквально за пару часов до нападения, бросив не только приставленного к нему православного иеромонаха, но и собственную жену — оба они стали пленниками Нитара Доржи. А Петр Тайшин оказался, естественно, у русских, в городе Дмитриевске, откуда был привезен в Царицын, к губернатору Волынскому.

Губернатор сильно встревожился — только калмыцкого восстания в русских землях ему и не хватало! Сейчас, в самый драматический момент, когда преемник Аюки еще не выбран!

И он поступает так, как уже привык поступать в подобных случаях в последние несколько лет: отправляет в улусы разведать обстановку своего лучшего агента, переводчика Василия Бакунина. Бедный губернатор и не подозревал, что лучшего способа остаться без главного советчика в калмыцких вопросах трудно было и придумать.

Я не знаю, о чем думал Василий Бакунин, когда ехал в калмыцкие стойбища. Был ли он встревожен, подозревал ли, чем может обернуться для него эта поездка? Скорее всего — догадывался. Не мог не догадываться, слишком хорошая была у него сеть информаторов. Но приказ есть приказ.

К тому же — 25 лет. 25 лет это, почтенные читатели, возраст, когда мужчина входит в полную силу, но жизнь еще недостаточно повозила его лицом по дорожному покрытию, чтобы научить разумной осторожности. Не случайно именно между 20-ю и 30-ю подавляющее большинство мужчин впервые серьезно обжигает крылья.

В один погожий летний день в юрту Нитара Доржи вошел русский переводчик, и, как всегда, любезно поздоровался на прекрасном калмыцком языке.

О том, что было дальше, он вспоминал до конца своих дней и даже описал в своей книге, рассказывая о своей скромной персоне в третьем лице: «бил его палками, метался на него с кинжалом и, выведя его из кибитки, хотел его из ружья застрелить за то, что он, Нитар Доржи, обнадеясь на него, Бакунина, присягу, вошел с улусами своими в линию, а на оную, как они видят, для воевания их собираются российские войска».

Наверное, во время этого приступа безумия избитый и изрезанный ножом до полусмерти Бакунин уже попрощался со своей так удачно, вроде бы, сложившейся жизнью, но его буквально за руку выдернул с того света один из приближенных Нитара, зайсан Джалчин. Ему единственному хватило смелости встать между обезумевшим царевичем и приготовившимся уже словить пулю переводчиком и убедить Нитара Доржи отпустить русского. Не ради себя — ради калмыков, которые за убийство официального русского посланника «российскими войсками вконец будут разорены».

Судя по всему, зайсан Джалчин был у степняков в большом авторитете, потому что тогда у Нитара хватило самообладания опустить ружье и, буркнув «Убирайся!», уйти в юрту. Переводчик взгромоздился на коня и, дав шенкеля, ускакал в степь.

Но безумие, все сильнее овладевавшее степным царевичем, пересилило разум уже на следующий день. Еще до рассвета он велел приближенным седлать коней и повел отряд по степи невесть куда. А когда Джалчин поинтересовался — куда же они едут, Нитар лишь скользнул по нему безумным взглядом и, скрипнул зубами, велел ехать вперед. И только озадаченный зайсан отдалился от него на два корпуса лошади — убил Джалчина двумя выстрелами из пищали в спину.

Лицом к лицу — не осмелился.

А ехал отряд к русской слободе Тишанке, где, как предполагал Нитар Доржи, должен был заночевать русский переводчик.

Безумный царевич не ошибся — Бакунин действительно был в Тишанке и выехать из нее не успел — люди Нитара взяли слободу в осаду.

Казалось, смерть играет с Бакуниным, как кот с мышом — отпустив на секунду, снова подгребает к себе лапой. Вот она вновь посмотрела ему в глаза, и на сей раз некому было заступить ей дорогу — никто из калмыков не желал примерить на себя судьбу Джалчина.