Люди, принесшие холод . Книга первая: Лес и Степь

Переубедить их никак не получалось. Посланцы от каракалпакских башкир приезжали к Тевкелеву раз за разом, трижды, как в сказке. И хотя по всему кончиться эта история должна была еще одной разбитой мечтой, на сей раз случилось чудо. Дело в том, что каракалпаки в последние годы практически осели, и, если и кочевали, то по Сыр-Дарье, в окрестностях своих полей. Как и у всех оседлых народов, у них начались нелады с окрестными кочевниками, и, как все земледельцы мира, они мечтали о сильном заступнике, который когда-нибудь приструнит несносных грабителей.

Поэтому однажды к Тевкелеву явились посланцы «от каракалпацкого Гаиб-хана и от главного духовного Мурат-шейха, и от всех каракалпацких старшин», и заявили, что все каракалпаки желают стать российскими подданными. Может быть, сильная Россия сможет навести порядок и приструнить «беспредельщиков». Правда, пока качество «крыши» не проверено, то есть непонятно — будет ли заступничество России эффективным, ясак они платить не будут и аманатов (заложников) давать не намерены. В общем, давайте пока попробуем вместе поработать, а когда ясен станет прок от этого сотрудничества — можно и пересмотреть условия договора.

Тевкелев, прекрасно понимая, что никакой деятельной помощи здесь, за сотни верст от своих границ, Россия никому оказать не сможет (по крайней мере, пока), присягу каракалпаков тем не менее принял. Как он записал в дневнике — «не хотел, дабы они з злобою отъехали, принужден, особливо для свободы обретающихся у них башкирцев, показать склонность по желанию». Проще говоря — зачем зря злить людей отказом? Вреда от этой присяги никакого не будет, а вот шанс вытащить башкир появляется.

Так оно и случилось — после бурной и, что важнее, результативной работы, проведенной по просьбе Тевкелева авторитетным человеком Букенбаем, каракалпаки согласились, в знак своих добрых намерений, отпустить с Тевкелевым этих плененных невесть когда башкир. И, как ни странно, словами на сей раз дело не ограничилось. Башкиры, ошарашенные пониманием того, что их, похоже, и впрямь отпускают, медлить не стали. Сборы были недолги, и вскоре к окрестностям ставки Абулхаир-хана прикочевала небольшая орда — с юртами, стариками, верблюдами, женщинами и детьми. Так Тевкелев, нежданно-негаданно даже для самого себя, оказался вождем небольшого степного племени, «и переводчику Тевкелеву стал немалой кураж, понеже люд оружейной и дельной — на конь сядут с 300 человек».

Дальше — больше. Любой пример заразителен, и после перехода в русское подданство каракалпаков, о котором немедленно стало всем известно, в Степи установилось даже нечто вроде моды на принесение присяги Белой царице. Под императорскую руку перешло несколько авторитетных старшин из противной партии, да и сами «противные» сильно приутихли. Но самое главное — русское подданство пожелал принять хан Среднего жуза, которого русские в документах упорно называли Шемякой, хотя сами казахи звали его Семеке. Ехать на земли Среднего жуза Тевкелеву было просто не на чем, да и опасно — несмотря на некоторую растерянность противной партии, в ее рядах осталось немало забубенных головушек, никогда не отказывающихся от набега. Поэтому принимать подданство Среднего жуза отправились лучший дипломат из «верных» казахов Худай-Назар-мурза, да полномочный представитель русского посольства — башкирец Таймас Шаимов.

Шемяка оказался мужиком простым, прямым, даже простецким. На переданные Таймасом витиеватые дипломатичные извинения Тевкелева об обстоятельствах непреодолимой силы, не позволивших ему самолично прибыть, сказал лишь: «Да ладно вам, а то я не знаю, что у вас всех лошадей поворовали, и ехать не на чем». После чего добавил, что на Тевкелева зла не держит, и сам бы к нему поехал с удовольствием, но с Абулхаиром они в ссоре, и видеть этого нехорошего человека не желает. На Абулхаира же Семеке обижен из-за его самоуправства, «почему он без согласия их, ханов и старшин, подданства принял». А сам он, хан Семеке, с сего часу из противной партии выписывается и записывается в подданство российское. Но просит отметить в документе, что «желает быть в подданстве всероссийском не по совету Абулхаир-хана, но сам своим желанием».

И немедленно… Нет, не выпил, а «того ж часу присягал быть в подданстве российском, написав письмо, приложил свою печать и обезался из Средней орды из своего владения отсылать чрез посланцов своих ясаку в Москву на каждой год по 2000 лисиц и по 1000 корсаков,[108] а аманатов на Уфу не даст».

Так, буквально за несколько месяцев, стараниями Тевкелева позиции России в Степи усилились многократно, а противники «русской партии» оказались если не посрамлены, то сильно ослаблены. И вроде бы все стало хорошо, но потом опять все испортилось.

Глава 29 О вольности народной