Люди против нелюдей

Весной 19-го в Дагестане взяли с поличным весь подпольный ревком большевиков — несколько десятков человек. Казнили из них пятерых. В апреле 20-го в Крыму арестовали в полном составе собрание комитетов партии и комсомола — опять же несколько десятков человек. Расстреляли 9 человек. То есть десятки большевиков с миром отпустили на свободу. Нельзя так было. Могу представить, как белый генерал сказал бы: «Мы не можем уподобляться большевикам, у нас правосудие». Да и не надо было уподобляться большевикам, и правосудие не надо было отменять. Надо было понять, что особому времени должен соответствовать особый характер законодательства и правосудия. В тех условиях само понятие «большевик» уже являло собой законченный состав преступления, и судить надо было исходя из этого. А эти хреновы гуманисты как будто вовсе не понимали, в каких условиях им приходится действовать, и какой противник им противостоит, хотя ведь понимали же. Большевиков пачками выпускали на свободу — вот вам и лицо белого террора.

И как же большевики отреагировали на этот белый гуманизм? С присущим им запредельным бесстыдством. Подпольный Крымский обком РКП(б) выпустил воззвание: «Товарищи, кровь невинно замученных девяти ваших представителей взывает к вам! К отмщению! К оружию!» Пройдет всего полгода и в том же самом Крыму те же самые большевики безо всякого суда уничтожат свыше 50 тысяч по их же собственной статистике. Остановитесь на этих цифрах: 9 человек и 50 000 человек. Вот сравнение белого и красного террора.

А «зеленый главком» Воронович рассказывал, как белые, подавляя бунт, расстреляли 11 человек: «То что произошло по своей чудовищности и кошмарности превосходит все расправы учиненные до и после этого добровольцами». А в одном только Питере после покушения на Ленина большевики убили свыше 800 человек — заведомо ни в чем не виновных. А тут 11 человек явно виновных, и оказывается, что подобных зверств белые не творили ни до, ни после, то есть другие их «преступления» выглядели куда скромнее.

Врангель, даже когда объявил Крым осажденной крепостью, с присущим ему зверством пообещал высылать врагов за линию фронта. Совсем сердца не было у человека.

Отдельная тема — «ужасы белой контрразведки», о которых мы были наслышаны во времена советской власти. Валерий Шамбаров пишет: «Беспочвенными выглядят описания белой контрразведки — с пытками, застенками, расстрелами. Контрразведка не выносила приговоры, лишь проводила следствие. У неё не было собственных тюрем, чтобы пытать. И как бы после пыток обвиняемого представили суду? В Екатеринославе общественность выразила бурный протест против бесчинств контрразведки, где держали арестованных по 2–3 дня без предъявления обвинения». У красных такого «бесчинства», конечно, быть не могло. Обвинения они вообще не удосужились бы предъявить и прикончили бы задержанных на месте, а не мурыжили бы по 2–3 дня.

О том, как лютовала деникинская контрразведка, лучше всего свидетельствует такой факт. Летом 18-го Анна Стеценко, жена Фурманова, поехала в Екатеринодар, попав туда, когда город был уже захвачен белыми, ну и соответственно угодила в контрразведку. Весь город знал, что её муж комиссар, и сама она коммунистка, но в контрразведке, убедившись, что она не шпионка, а просто приехала навестить родных, её отпустили. Красные вырезали бы всю родню белого офицера до седьмого колена, а «палачи из контрразведки» отпустили коммунистку, уж не знаю, какими методами убедившись, что она не шпионка — плохая она была бы коммунистка, если бы попутно не собирала в Екатеринодаре полезной для красных информации. Откровенно говоря, меня такие факты возмущают. Стеценко была не просто чьей-то женой, она сама принадлежала к той кровавой своре, которая терзала Россию, и это не состав преступления? Белые поступали по законам мирного времени, их прекраснодушная мягкотелость была неадекватна ситуации гражданской войны. Но красные даже этих гуманистов-интеллигентов бесстыдно обвинили в терроре.

А уж что касается белогвардейских грабежей… Прапорщик Пауль, участник Ледяного похода, вспоминает: «В какой-то станице один из казаков нашей армии украл у одного из жителей лошадь. Обокраденный пожаловался Корнилову и казака-добровольца расстреляли». И это был тот самый генерал Корнилов, который приказал расстреливать пленных. Но Лавр Георгиевич был русским генералом, он мог допустить чисто военную жестокость, но грабеж мирного населения казался ему чем-то совершенно немыслимым, принципиально недопустимым. Тем временем красные официально исповедовали принцип «грабь награбленное», на практике не сильно мучая себя вопросом, является ли награбленным то, что они грабят.

А вот случай, который вспоминает Роман Гуль:

«Штаб-капитан Б. вытащил из сундука хозяйки пару мужского белья и укладывал её в вещмешок. Между офицерами поднялся крик:

— Отдайте бельё! Сейчас же! Какой вы офицер после этого!

— Не будь у вас ни одной пары, вы бы другое заговорили!

— У меня нет ни одной пары, вы не офицер, а бандит, — кричит молодой прапорщик.

Бельё отдали».