Люди с чистой совестью

Мы думали, что прием будет очень короткий, — ведь такое тяжелое время. Но Сталин не торопился. Он заботливо расспрашивал о наших семьях — поддерживаем ли мы с ними связь и как. Иногда, задав вопрос, ему приходилось прерывать беседу, вставать из-за стола, подходить к телефонам, отдавать приказания. Чувствовалось, что мы на командном пункте, который управляет всеми фронтами. Мне особенно запомнились слова Сталина, сказанные им кому-то в трубку:

— Почему послали только один полк бомбардировщиков? Сейчас же посылайте второй.

Вернувшись к столу, Сталин повторял вопрос. Он спрашивал то одного, то другого. Спросит меня, и кажется, будто он взял меня тихонечко за руку и приблизил к себе. Вероятно, у всех было такое чувство, и это всех быстро успокоило, привело в себя.

Тогда начался разговор о партизанских делах. Прежде всего Иосиф Виссарионович спросил, как мы держим связь с народом, как относится к нам население. Я встал, хотел докладывать, но Сталин сказал, что докладывать не нужно, чтобы я сел и отвечал на вопросы, которые он будет задавать.

Вопросов нам задано было много. Когда партизаны заговорили о том, как они держат связь с населением, как население помогает партизанам, Сталин сразу дал нам почувствовать, что это очень важно, что этому он придает огромное значение. Он несколько раз кивнул головой, как бы говоря: «Так, так, надо поближе держаться к народу».

На некоторых вопросах Иосиф Виссарионович останавливал наше внимание, другие задавал попутно, мимоходом. В ходе разговора он спросил, нужны ли в партизанских отрядах комиссары. И когда я стал говорить, что командиру самому трудно справиться со всей политической работой, что эту работу наша партийная организация ведет не только в отряде, но и среди населения, Сталин сказал:

— Понятно, — и больше к этому уже не возвращался.

На вопрос Иосифа Виссарионовича, как мы вооружены, обмундированы, какой у нас источник пополнения боеприпасами, я ответил:

— Один источник, товарищ Сталин, — за счет противника, трофеи.

— Ничего, — сказал Сталин, — теперь мы поможем отечественным вооружением.

Тут я вдруг понял, что то, о чем мы говорим, Сталину хорошо известно, что он спрашивает нас не для того, чтобы получить какие-нибудь сведения, — у него их достаточно, а чтобы навести нас на какую-то мысль, помочь нам самим что-то уяснить.

Сталин спросил, почему наш отряд стал рейдирующим. Я попытался рассказать о тех выгодах маневренных действий, в которых мы убедились на своем опыте борьбы на Сумщине. Выслушав меня, Иосиф Виссарионович задал мне неожиданный вопрос: если все это так, если рейды оправдывают себя, то не можем ли мы совершить рейд на правый берег Днепра. Почувствовав, что я затрудняюсь сразу ответить, Сталин сказал:

— Подумайте, — и стал задавать вопросы другим.

О выходе на правобережную Украину у нас никогда не заходила речь. Мы не смели мечтать об этом, пока фронт был на Волге. Товарищ Сталин назвал наш отряд рейдирующим. Это совершенно точно, в этом вся суть нашей тактики. Сталин одним метким словом определил ее. Но мы совершали рейды из одного района в другой. А тут предстояло пройти несколько областей, форсировать Десну, Днепр. Масштабы совсем другие. «Ну и что же из этого, — подумал я. — Разве операции, которые мы предпринимали из Кинельских лесов, из Старой Гуты, по своим масштабам не превзошли все, что мы делали на первых порах, разве летний рейд в Путивль не оставил по своему размаху далеко позади зимний рейд из Хвощевки? Масштабы наших операций непрерывно расширяются. Сначала мы не выходили из пределов района, потом рейдировали уже по всей северной части Сумской области, а теперь мы вышли уже из пределов Сумщины. Так что ничего неожиданного в вопросе товарища Сталина нет. Просто он сделал из нашего опыта выводы, которые мы сами не могли сделать, направляет нас туда, куда это сейчас, видимо, нужнее всего. Действительно, почему мы должны все время кружиться на Сумщине, вокруг своего гнезда? Ведь все преимущество нашей маневренной тактики в том, что мы все время держим инициативу в своих руках, всегда можем нанести удар врагу в самое больное место». Это решило для меня вопрос.

Иосиф Виссарионович, разговаривавший в это время с другими, мельком взглянул на меня и сразу, должно быть по моему виду, понял, что я могу уже ответить, жду, когда он обратится ко мне. Повернувшись ко мне, Сталин сказал:

— Пожалуйста, я слушаю вас, товарищ Ковпак.

— Я думаю, товарищ Сталин, — сказал я, — что выйти на правый берег Днепра мы можем.

Напротив меня сидел командир другого украинского партизанского соединения — Сабуров. Еще до вылета в Москву мы с ним толковали о совместном рейде. Он сказал товарищу Сталину, что тоже хотел бы пойти со своими отрядами на правый берег Днепра.

— А что вам для этого нужно? — спросил Иосиф Виссарионович.

Мы ответили, что больше всего нам нужны будут пушки, автоматы, противотанковые ружья.

— Все будет, — оказал Сталин и приказал нам тут же составить заявку на все, что требуется для рейда на правобережье.