Люди с чистой совестью

Когда кольцо окопавшихся врагов все больше сжималось железным урчанием танков, казалось уже физически ощутимым, кто-то подошел ко мне и взял за руку. По особой манере брать за руку я узнал преподавателя литературы, того самого, который разносил нас сегодня…

— Пане начальнику, товарищ командир… На штыри ока…

Опять встала в памяти фигура Мыколы Струка из Белой Ославы.

Я подумал, что опасность, угрожающая нам, волновала и профессора не меньше, раз в минуту опасности с его уст слетели эти простые мужицкие слова, не посеребренные «европейской» культурой.

Мы отошли в сторонку.

— Через болото можно выйти… Я знаю тропу…

— Повозки?

— Возы не пройдут… Коней в поводу провести, пожалуй, можно. А возы — нет, не пройдут.

Долго раздумывать было некогда. На противоположной опушке леса сухо потрескивали автоматы!. Полминуты мы советовались с Миколой и Васей…

— Кидать возы! Раненых — на носилки! Способных сидеть верхом — на коней! — скомандовал я.

Команда спасительным журчанием горного ручья пошла назад по цепочке вытянувшихся рот.

Мы прекрасно понимали, что на какие-то минуты вручаем судьбу полтысячи человек, веривших в данный момент только нам, в руки человека, встретившегося всего несколько часов назад.

Тихо пробирались мы по кочковатой тропе. Иногда слышалось чавканье, бульканье, храп и стоны… Но умные, привыкшие к походам животные будто понимали: если в болоте нас обнаружат и возьмут на прицел пулеметами, пристреляют минометами, — мы погибли…

По времени и пройденному пути я отметил про себя — вся колонна втянулась в болото. Топь стала все сильнее засасывать… вот уже по колено, по пояс бредут люди в вонючей, пахнущей лягушками и тиной жиже… Неужели он предатель? Но вот мы нащупали ногами под грязью твердый грунт, стали попадаться камни, галька. Вот уже и песчаный берег… На горизонте на фоне неба проектируются телеграфные столбы. Шоссе близко.

Командиры расположили выходящих из болота цепью.

— На шоссе — разведку! — скомандовал я Васе.

Люди начали шуметь. Выливали из сапог и штанов воду, звякали оружием… Изредка хлюпал смешок… Раненые стонали на носилках.

Вернулась разведка.

На шоссе — немцы. Но посты их дремлют, не подозревая вблизи противника. Уверенные в непроходимости болота, они надеялись провести спокойную ночь в затишных кюветах шоссейки.

— Натаскали снопов… Устроились надежно… Изредка курсирует по шоссе один танк, — докладывал Лапин.

История партизанского движения знает много примеров, когда партизаны в одиночку или мелкими группами скрывались в болотах, лесах, горах от врага. Иногда это голодное, холодное бегство переходило в героическую борьбу со страхом смерти, которым враг изматывал изо дня в день, из месяца в месяц загнанных в дебри людей.

Но для нас после трех славных рейдов в этом окружении было что-то обидное.

Хотя мы и знали, не могли не знать осенью 43 года, что в бою пехоты против танков многие лягут здесь навеки, мы дали команду — в атаку!

Организовать атаку мы не успели… Нужно было еще хотя бы 5—10 минут, чтобы распределить между командирами сектора шоссе. А в это время позади, на той стороне болота, где час назад мы бросили возы и слабых лошадей, шквальным огнем ударили пулеметы, автоматы, раздались взрывы гранат с высотки, оставленной майором Дегтевым, полетели в небо ракеты.

Некоторые явно шальные очереди попали и в нашу сторону.

Думать было некогда, организовать атаку не пришлось.

Вася командовал где-то слева:

— Вперед!

Рядом со мною был комиссар Мыкола. Я крикнул ему:

— Держись за мной, подгоняй ребят, чтобы не залегли. Иначе — гибель. Только вперед! В случае чего, принимай команду. Только не останавливаться.

— Только вперед! — подхватил чей-то голос рядом. Я увидел соломенный брыль нашего проводника.

Вся группа пошла на прорыв, ориентируясь по столбам шоссе. Мы поспели во-время. Смяли, передушили, перебили прикладами и ножами еще спящих в снопах фашистов… И только проскочили шоссе, как с боков почувствовали клещи немецких танков. Но они уже не могли нас зажать. Это были клещи, хватавшие пустое место, вернее, больно прищемившие наш хвост… С каждым шагом, с каждой перебежкой мы все дальше уходили на внешнюю сторону кольца.

И уже совсем шальной снаряд из танковой мелкокалиберной пушки отомстил нам за неудавшуюся врагу так искусно организованную ловушку. Трасса, оранжевая, словно бархатный канат, преградила нам путь… и где-то недалеко, мягко шлепнувшись, погасла.

— Ой, мамцю моя! — жалобным восклицанием отозвалось впереди. Я сразу узнал голос нашего проводника. Он лежал, уткнувшись лицом в землю, раскинув белые-белые руки. На шоссе вспыхнула ракета. Темное пятно на сорочке росло, расползалось.

— Переверните меня… — попросил он.

Доктор Циммер исполнил его просьбу.

— А, товарищ командир…

В груди у него забулькало, страшно и громко.

— Умрет через две-три минуты, — шепнул мне доктор.

Мимо пробегали наши, припадая к земле при частых вспышках ракет.

Танки продолжали бешено обстреливать цепь, но, выскочив на шоссе, они переносили огонь дальше. Снаряды и пулеметные трассы уже давали перелет.