«Часто недостаток вышестоящих военных командиров заключается в том, что они только сами говорят. Некоторые из них плохо умеют слушать…» А этот человек, несмотря на всю свою занятость, умел слушать.
Когда весь рейд, за ходом которого мы следили по карте, был мною доложен, Никита Сергеевич как бы стряхнул с лица печаль, навеянную рассказом о судьбе Руднева и других наших боевых товарищей.
— Хорошо… Я обязательно доложу об этом рейде товарищу Сталину. Он знает и следит по вашим радиограммам… Но важны и подробности… Это — выдающаяся страница в истории украинского народа. Безусловно, выдающаяся… Я уже показывал эту карту товарищу Ватутину. Сначала не поверил. «Группа в 15–20 человек тайком, конечно, может пройти глубоко в тыл врага. А чтобы отряд в полторы — две тысячи человек? С боями? Не может быть…» А затем командующий пообещал: «Ну, раз есть на свете такие вояки, надо им помочь. Пусть доложат, в чем нуждаются». Так что не зевайте, — засмеялся Хрущев. Затем сразу посерьезнел. — Профессиональные военные — они ведь, знаете, требуют обеспечения флангов. А вот ваши партизанские фланги — это народ… Как этот — Мыкола…
— Мыкола Струк из Белой Ославы.
— Да, я его знаю. В Яремче я бывал перед войной. Как-то на охоте встретился и беседовал с отцом сержанта, который служил в Гори. И профессор гимназиальный… и доктор Циммер, и Велас, и женщины. Вот они — фланги партизан. А сила — в народной вере в правоту нашего непобедимого дела. Сила — в партийности наших идей… Я доложу товарищу Сталину о Карпатском рейде Ковпака.
Спустя несколько дней я получил из рук Строкача решение: «Принять командование над отрядами Ковпака». Правительство Украины, учитывая ранение, оставляет Ковпака на Большой земле…
— Хватит, повоевал, Сидор Артемьевич, — сказал опечаленному Ковпаку генерал Строкач.
На следующий день на рассвете моя команда отбывала в Овруч. А оттуда — через фронт, и мы дома. Но перед отбытием за несколько часов я был вызван к генералу Строкачу.
— Вас срочно вызывает Демьян Сергеевич, — сказал генерал.
— Товарищ Демьян?..
Ведь я так и не успел подробно рассказать ему о карпатских делах. Было много нового. Он пробыл у нас в соединении более двух месяцев и многих наших, и живых и оставшихся навеки в горах, знал лично… Конечно, интересуется их судьбой, делами…
Было и у меня новое. Перед Карпатами я был принят в кандидаты, а после Карпат Ковпак, Базыма и Павловский рекомендовали меня в члены партии.
Прибыв к Демьяну Сергеевичу, я было пытался развернуть свою «простыню». Он улыбнулся.
— Я знал ее наизусть, еще когда мы прилетели… Расскажите-ка своими словами о Карпатах… Как горы? На своем месте?
И когда я, увлекшись, рассказывал о боях, Коротченко слушал меня внимательно и устало. Изредка он подходил к карте. Вскоре я заметил, что думает он о чем-то своем, и остановился.
— Куда вы дошли дальше всего на запад?..
Я показал.
— Жаль…
Помолчали.
— Ну, а разведка ходила дальше?
— Ходила, конечно. В Венгрию… По Румынии дед Велас мотался немного.
Товарищ Демьян несколько укоризненно и разочарованно качнул головой и прикрыл глаза ладонью.
И я вспомнил первую встречу в лесу, возле белорусского села Аревичи… и этот самый жест ладонью, прикрывающей усталые или досадливо прищуренные глаза.
«Неужели опять про сельское хозяйство спросит? Да и какое там, у гуцулов, хозяйство — ни колхозов, ни МТС… Их самих кормить придется», — с досадой думаю я, кусая ус.
Но, словно не теряя надежды на мою расторопность и догадливость, товарищ Демьян отнял от глаз ладонь, нашел на карте какой-то пункт. Я прочитал мелкий шрифт, обведенный почему-то желтым, зеленым и красным карандашами. Надпись гласила: «Дашава»…
— Сюда разведка ваша доходила?
— Кажется… Был Лисица, нефтепровод взрывал недалеко.
— Нефте- или газопровод?.. Точнее..
Но я не мог сказать точнее…
Он встал из-за стола и прошелся по кабинету, хмурясь все больше. Затем кашлянул и, потерев руки, повернулся ко мне на каблуках:
— Газопровод будем строить: «Дашава — Киев». Вы понимаете, что это такое?..
Глаза его горели так, словно уже не было немца ни в Житомире, ни в Ровно, ни во Львове, Станиславе, Дрогобыче… По блеску его глаз я понял, что в этом газопроводе есть что-то важное, увлекательное, чертовски трудное и нужное товарищу Демьяну.
Но я думал еще о патронах, пулеметах и как провезти их через фронт.
— По инициативе товарища Сталина еще во время войны начинается много новостроек.
— И газопровод?
— Ну конечно. Не только о войне думает сейчас товарищ Сталин. Он уже думает о мире. О том, как его отстоять. Как украсить нашу родину дворцами, садами… О счастье народа и его созидательной, мирной жизни.
И в это время я подумал о будущем. Впервые о будущем не только как о взятии Берлина. А о будущем как о строительстве коммунизма на нашей израненной войной прекрасной земле. Как-то легко задышалось, словно из дыма пожарищ вырвался в степь, на вольный воздух.
Видимо, Демьян Сергеевич заметил это и уже не хмурился, а весело смотрел на меня.