Долго еще рассказывал гуцул о борьбе Довбуша с венгерскими и немецкими панами. О благородном воинстве-дружине Олексы. О любви его к Маричке.
Но подтянулась колонна и, прерывая легенду, которую гуцул мог рассказывать весь день, я спросил его:
- А сможешь, дедуню, провести нас по хребтам до самой Говерлы?
- Нет, не смогу, - вздохнул он. - Нет таких людей сейчас. Забыли дороги. - Затем хитро улыбнулся из-под лохматых бровей. - Не надо идти вам по хребтам. Это дорога вдоль границы. Вам я знаю, куда надо. Надо вперед, в долину Закарпатскую, на поля и виноградники Дунавские. А как Дунаву-реку перейдете, там снова пойдут горы. Только горы те уже не Карпатами звать. То суть - Балканы. То суть - Татры. То суть - Альпы.
- Ого, - сказал Черемушкин. - Это дед политический. А что там, на тех Татрах да Альпах?
- Не знаю, не слыхал, - запрятал улыбку в усах гуцул. - Про горы гуцул знает, про Карпаты, про Татры. А больше - ниц!
Солнце поднялось, и колонну разместили в лесу. Я остался с гуцулом. Теперь уже не он мне, а я ему рассказывал. Он спрашивал меня о сражении на Курской дуге, спрашивал, горы или степи в том далеком краю.
Все, что я рассказывал, он понимал по-своему. Но он хорошо понял, что там шла непрекращающаяся борьба брони и снаряда, борьба свободы с насилием. И хотя мои cлова звучали на мало понятном ему языке, но чувства и мысли у нас были одни.
32
Невдалеке от камня Довбуша разместился штаб. Ковпак на двенадцать часов назначил совещание командиров.
Обсуждался вопрос дальнейшего движения. К концу совещания подошли разведчики. Стало ясно: для того чтобы идти вперед, нужно с боем занять село Поляничка, разбросавшее свои хаты вдоль речушки - притока Прута.
О том, что я был против приграничного варианта, Руднев знал, но все-таки командовать ударной группой он поручил мне. Назвал тоном приказа мою фамилию и молча, испытующе взглянул на меня. Я сразу понял его. Готовясь к бою, долго сидел я над картой 1898 года, изображавшей извилины Карпатских гор. И на корешке карты вывел, так, на всякий случай, может быть потому, что бой предстоял серьезный: "Раньше, чем начнешь командовать, научись подчиняться".
Начав спуск сразу с перевала, мы напоролись на венгерскую заставу...
Пограничный пост приспособили на скорую руку к бою.
- В горах камня много, - доложил Черемушкин, уже давно залегший в ста шагах от венгров.
Одной нашей роты было достаточно, чтобы разогнать венгерскую заставу. К ночи мы вышли на Поляничку. Противника там не оказалось. Село напомнило мне родную Молдавию. Есть там заброшенное в каменном ущелье село Валя Дынка, что означает - глубокая долина. Такие же хаты, прилепившиеся к скалам, такие же извилистые, похожие на овечью тропу улицы, и рослый люд.
- Народ здесь не дюже гостеприимен. Или до смерти чем-то напуган. Не хотят говорить, - докладывали разведчики, побывавшие в крайних хатах.
- А на окнах хат выставлены кувшины с молоком. Кукурузные лепешки и брынза. Непонятно, - говорит Карпенко.
- Что-то здесь не то. Но от гуцулов не добьешься ни слова, подтвердил и Черемушкин.
Осторожно, выдвигая на огороды боковое охранение, колонна двинулась по селу. Миновали церковь и небольшую площадь перед ней. Пересекли овраг и продвинулись почти к самой околице.
Венгры не заставили себя долго ждать. Как только роты авангарда вышли из села в расширявшуюся, почти похожую на горное плато долину, сверху, прямо в лоб нам ударило несколько пулеметов. Сразу за ними, разрезая колонну пополам, бил шестиствольный миномет. Несколько связных, посланных назад к штабу, были убиты. Конник, пытавшийся проскочить этот огненный шквал, возвратился ползком, весь израненный мелкими осколками, лошадь под ним сразу убили наповал.
- Перерезаны, - прохрипел Карпенко, лежавший рядом в канаве.
- Откуда бьет?
- Со всех высот и с церкви.
Это была великолепно организованная засада. Если день захватит нас в этом естественном мешке, ни одному не выбраться из него живым.
- Давай отходить влево, Карпо! - крикнул я на ухо Федору, стараясь перекричать вой и скрежет металла. Он нагнулся ко мне:
- Правильно, командир.
И мы быстро вывели из-под губительного огня третью роту, а за ней и разведку к реке, в сторону от пристрелянной дороги. Но у реки тоже был противник.
- Только один пулемет и несколько автоматчиков, - доложил командир отделения Намалеванный.
- Вперед, хлопцы! - прозвучала команда Карпенко.
Мы сразу смяли вражеский заслон. По пояс в быстром, сбивавшем с ног потоке перебрались на другой берег.
- Пока рассвет не захватит - на гору! - скомандовал я.
- Зацепиться хотя бы за этот пятачок, хлопцы! - передал дальше команду Карпенко. Но это легко сказать - зацепиться. Кровь била в висках, как колокол, пока роты допыхтели до вершины лысого бугра с крохотной рощицей на хохолке. И когда совсем рассвело, я понял, зачем с тех пор, как воюют люди стрелами и копьями, пищалями и автоматами, они карабкаются на вершины. Чтобы удержать за собой превосходство наблюдения!
В селе сновали взад и вперед машины, связисты врага тянули провода. Там шла деловая жизнь войск, готовых к бою.