Люди с солнечными поводьями

Когда дерновые пласты стен опали, люди поторопились сровнять с землей догорающие угли. Рядом с пепелищем жрецы вкопали толстый лиственничный столб со стрелой наверху, направленной на север. Ниже крест-накрест приколотили две перекладины с четырьмя шестами. На шестах, также обращенные головками на север, сидели деревянные чайка, гагара, кукушка и, ниже, – щука. Туда же, к обители мертвых шаманов Жабын на краю Нижнего мира, поскачет дух черного тельца. Изгородью встали вокруг вехи восемь молодых елок, опутанных пестрым вервием. Вот и готов жертвенник.

Такие жертвенники сохраняются долго. К ним не приближается зверье, а если близко случится пожар, пламя опрятно обходит их, оставляя ровный круг нетронутой огнем земли. Только жрецы будут посещать это место изредка, чтобы полить сливками основание столба, удостоверить шаманских духов: не забыли вас, помним и чтим.

Некогда духи расчленили тело и кости Сордонга, а затем, придав им другую, волшебную суть, соединили снова. Теперь жрецы зарыли обугленный череп и несгоревшие остатки костей шамана в разных местах на разной глубине, чтобы духи не смогли вновь собрать скелет – дом плоти. Прах сердца, печени и почек поместился в запечатанном дегтем берестяном турсучке. Костоправ Абрыр предложил привязать к тюктюйе камень и бросить в озеро:

– Все равно в Диринге не рыбачат и льда на зиму не берут. Гиблое место, мертвая вода. Здесь грешные останки скорее затянет в какое-нибудь чертово окно, открытое из Преисподней.

Сам Абрыр и закинул турсучок как можно дальше.

Люди испуганно застыли. Было от чего оторопеть: брызги на месте падения вещицы вздыбились огромной сверкающей чашей! Темные волны плеснули о берег громко, тяжко, словно в Диринг свалился добрый осколок скалы. И тут же со дна озера, током пройдясь по земле, послышался низкий звериный рык.

– Водяной бык[76], – растерянно предположил кто-то. От ужаса никто не заикнулся о Мохолуо.

– Шаманский дух голос подал, – спокойно сказал Силис. – Провожает Сордонга в Жабын. Поест жертвенной пищи и уймется.

Распоряжаться обрядом вызвался отрядник Быгдай, знающий толк в подобных делах. К столбу подтащили глухо мычащего тельца. Жрецы поспешно отдалились к березовой рощице. Сандал хотел отвернуться, но в обряде было нечто завораживающее, словно околдовали взгляд. Неуловимым движением батаса Быгдай взрезал грудину бычка. Тот страшно заревел, колени судорожно затряслись. Старшины держали жертву крепко. Схлестнулась с дымом горячего пепла, густо хлынула на землю, исходя паром, кровь. Холодный ветер донес до главного жреца запах нутряной, отдающей железом соли.

Телец еще жил, хрипел и ворочал белками, когда Быгдай сунул в разверстую рану руку по локоть и порвал сердечную жилу. Бездыханное животное повалилось на бок. Темно-красный содрогающийся ком передали Хорсуну. Выжав кровь из бычьего сердца в чашу, багалык помазал основание столба, обрызгал фигурки на шестах. Свежеснятую с головой и копытами шкуру подвесил на перекладинах, отрядив посланца на север. Передал чашу с остатками крови Быгдаю для кропления жертвенного костра.

Песнь-заклинание, призванная обмануть духов, поплыла с дымом над волнами Диринга. Озеро притихло, словно выжидая чего-то.

– Багровый сок над жертвенным огнем, в гонца влети и помоги ему с поклоном и почтением от нас шаманским духам отвезти дары. Пускай они, смягчив свое нутро, не помнят худа, что питомцу их лихие незнакомцы принесли…

Из ошметков телячьих печени и почек, закинутых для воронов на макушки деревьев, капала кровь. Всюду под кустами валялись обрезки кишок и рубца, предназначенные зверью. Пожарив нанизанные на прутья куски мяса, Малый сход тоже вкусил жертвенной еды. Лишь когда в жирно дымящемся огне сгорело все до последнего кусочка, а старшины сложили кости тельца под столбом, приблизились из рощи жрецы.

Сандал произнес оберегающую молитву. Люди трижды обошли жертвенник по кругу, стегая друг друга можжевеловыми ветками.

– Прочь, прочь, прочь! – кричали они без остановки, чтобы стряхнуть с себя нечисть, сбежавшую от огня. Для пущей верности бросили поперек тропы три березки. Чистая березовая плоть замкнет бесам дорогу в Элен.

…Сандал убедился: это черная шкура тельца хлопает на ветру. Взялся за веревки-перила, глянул вниз, готовый к долгому спуску. Внезапно взгляд привлекли две беспорядочно движущиеся тени, в этот раз на поляне у Скалы Удаганки.

Беспокойное сердце жреца опять смятенно забухало. Но вскоре глаза потеплели, высмотрев двух лосят-недоростков. Длинноногие играли, гонялись друг за другом.