Платье постарались вымять особо. Оно лилось к полу текучими волнами, в середине напоминая кольчугу – так много на нем было железных и костяных амулетов. Бурые пятна говорили о том, что его часто окропляли жертвенной кровью. Длинный задний подол обвисал замахрившимися краями. Спереди, по бокам и по всей длине рукавов болталась тонко нарезанная кожаная бахрома. Подвески из серебра, меди и железа, каленные в бычьей крови, никогда не ржавели и не темнели. Идол с человечьим телом и щучьей головой, пластинки-предплечья, дырявое солнце и ущербная луна, фигурки обычных и невиданных птиц, зверей, рыб, гадов, бронзовый человеческий остов и отдельные части тела, крохотное оружие, полые трубки, унизанные бубенцами ремни-поводья за спиной – все имело свое место, свое тайное значение и собственную душу.
Медленно, как во сне, Сордонг вытянул откуда-то из-под лежанки пучок вересковых веток и бросил их в огонь. Облачился в окуренное дымом певучее платье. Сунул под мышку изогнутую березовую колотушку, обитую с ударной стороны кожей с колена вороного жеребца. Поставил перед рдяным зевом камелька овальный бубен – подогреть, чтобы ожил.
Сработанный из матовой, до полупрозрачности выделанной шкуры с загривка трехтравной кобылы, бубен был чудо как хорош. С лиственничной крестовины на растяжках, обвитых тетивой, свешивались девять звонких колокольцев и маховые перья ворона, совы и кулика. Разбросанные по кромке обруча, гудели девять выпуклостей-рожков, чутко отзываясь на трепет туго натянутой кожи.
–
Внезапно глаза старика заволоклись кверху. Голова упала на грудь. Вспотевшее лицо закрыли, прилипая к щекам, лохмы седых волос. Он зевнул с завыванием. Рот распахивался в зевках все шире, с икотой и смачным челюстным хрустом.
Странник примостился на лавке, наблюдая за зрелищем. Изредка посматривал на крытое бычьим пузырем окошко. На улице резко потемнело. Послышались звуки приближающейся бури.
Сосредоточенный на внутренних переживаниях, Сордонг не замечал ничего. Поднатужившись в последнем зевке, он наконец что-то с усилием заглотнул. В компанию к сидящей в его чреве матушке, кажется, нырнули долгожданный шаманский дух Кэлманна и сгусток силы Дьалынг. Грудь старика бурно вздымалась. Левая рука рывками подняла бубен над запрокинутым оскаленным лицом. Правая ударила колотушкой, пробуя звук.
Дэллик встрепенулся от неожиданности. Как бы внимательно он ни следил за Сордонгом, тот, мотая всклокоченной гривой и содрогаясь всем телом, ухитрился завыть громом средь ясного неба.
…И сейчас же невесть откуда, с неба или от ожившего бубна, ему ответил глухой угрожающий рокот. Впрямь раздались раскаты гневливого грома! Надсадно скрипя жердями, затрещали подгнившие снизу столбы тордоха. Буря росла, вздувалась вихрями, играла с ветхим жилищем, как лиса с мышью. Словно раздумывала – разнести в прах или повременить?
С ревом бури мешались звон бубенцов, дикий хохот совы, посвист куликов и карканье ворона. Неистово отталкиваясь от пола, кружась на месте, Сордонг превратился в сверкающий волчок. Над головой светилось рогатое солнце бубна. Во все стороны взлетали крылья рукавов, бахрома и поводья с гремящими колокольцами. Круговерть пляски сменилась высокими прыжками. Но вознесению что-то помешало, Сордонг начал спотыкаться и валиться наземь… Не упал. Кувыркнулся, ушел от неведомой опасности, держа бубен над собой. Без остановки молотя в него колотушкой, заржал свирепо, как необъезженный жеребец. Ржание перемежалось подстегивающими воплями. Натужно всхрапывая, шаман заставил тело взвиться ввысь вслед за бубном. Вновь пустился в безумный скок на месте, задом и наизворот.
На языке духов враз закричали несколько голосов. Один принадлежал самому Сордонгу, второй – существу с мощным рыком, третий визжал истошно и пронзительно.
–
Странник засмеялся:
–