Люди Солнца

– Опять из твоего ведь кармана, – подняв палец, напомнил о самоокупаемости замка Давид.

– Не из моего, – поправил я его, точно так же подняв палец, – а в мой.

– Но… Как же это? – заморгал на меня глазами Давид.

– У северо-восточной стены в «Шервуде» несколько складов забиты гранитной брусчаткой. Так что, Давид, вычти из расходов стоимость щебёнки. Лошадей и телег у меня своих предовольно, так что вычти ещё стоимость извоза. А стоимость работ по укладке камня… Прибавь в сальдо.

– А… Кто же будет платить эту стоимость в твоё сальдо?!

– Ма-ги-страт.

– С ума сошёл? – быстро спросил, воздев брови, кузнец.

– Тихо-тихо-тихо-тихо… – замахал руками Давид. – Поднять десятилетние отчёты о расходах на неблагонадёжный участок дороги… Заинтересовать нужных чиновников…

– И получить магистратский подряд на дорожное покрытие. Оплаченный твёрдой монетой.

– Да-да-да-да! Не на щебёночные работы, которые необходимо поправлять каждые десять лет, а на практически вечную брусчатку… Неопровержимый аргумент!

– Сумеешь, Давид?

– Это элементарно, Томас!

– Кроме того, Дамир! Я дарю тебе волшебное заклинание, которое удвоит-утроит количество тех, кто поспешит остановиться здесь при виде его. Над своими воротами сделай ещё большую подкову, ярко-жёлтую, а на ней красными буквами выведи это самое заклинанье: «Дукат».

– Что такое «Дукат»? – недоверчиво посмотрел на меня старый кузнец.

– Заговорённый корабль, который сегодня самая большая знаменитость в Бристольском порту, – заявил слегка уже опьяневший Робертсон.

– Именно так, – поддержал его Давид. – На сегодняшний день – это символ Британского морского превосходства над всеми пиратами мира.

– Так что ты, – предложил я учителю, – на вопрос – «какой это «Дукат»? – смело отвечай: «Бристольский, джентльмены, тот самый».

– Томас, – сказал расчувствовавшийся кузнец. – А ты знаешь, какая ценность для кузни, если дорога возле неё покрыта брусчаткой? Не знаешь? Я тебе доложу. Лопнувшая подкова не слышна на земляной, мягкой дороге. Но как только лошадь пошла по брусчатке – подкова начинает «звенеть». А тут – вот тебе кузня. Я твой вечный должник, Томас.

– И я тоже! – звонко воскликнула его дочь.

– Это так, – качнул бородою Дамир. – Кроме меня, её теперь кормить некому.

Вот, и ко всему этому нужно сказать, что за месяц человеческой жизни сделать можно весьма многое. Именно, дней тридцать прошло, а нанятые мною дорожные мастера выложили искомые двести ярдов отличной брусчаткой. Более того! Щебёнка всё-таки была привезена, и полотно новой дороги поднято – на будущее, на издержки старения. И вдоль всех этих двух сотен ярдов я навозил хорошей земли и по обеим сторонам новенького пути посадил около сотни деревьев, чтобы их корни это поднятое полотно во время дождей надёжно держали. Через год-два, когда деревца вытянутся, кузня конкурента совершенно ими будет закрыта. А проезжающим по аллее экипажам останется видна только надёжная, проверенная кузня «Дукат».

Но и этого года ждать не пришлось! В очередную мою инспекторскую поездку рабочие, имеющие известия о смысле этой маленькой безмолвной войны, злорадно поведали мне, что еврей Лазарь закрыл свою новенькую кузню. Плату своему кузнецу снизил в восемь раз и оставил его временно сторожить строение, пока не найдутся покупатели на брёвна и камни.

На следующий же день у кузни конкурента остановились две кареты. Я вышел из первой и постучал в дверь. Толкнул, не дожидаясь ответа.

– А-а, – хрипло протянул Климент. – Порадоваться приехали. Это, наверное, любимое занятие у дворян – радоваться горю простых людей.

– Не вижу никакого горя, – спокойно ответил ему я. – Раздуй-ка горн и прими гостей.

– Каких ещё гостей? – возмутился было Климент, но тут же осёкся.

В кузню вошёл, сильно пригнувшись, долговязый фон Штокс и с ним пробрались в совсем не успевшее закоптиться помещение пятеро наших мальчишек.

– Превеликий любимейц Божий тот, кто делайт честное ремесло! – бросил под низким потолком кузни громкий голос фон Штокс. – Мы и эти вот дейти ошень просим уфажаемый майстер показать нам как куйётся металл.

И, сняв треуголку, почтительно поклонился.

– Горн раздуй, – повторил я опешившему Клименту и снял камзол. Через полчаса, выйдя на улицу, мы с Климентом устало привалились к стене. Глядя на забирающихся в экипаж мальчишек, улыбались, молчали.

– Вы где это научились так здорово махать молотом? Как пушинкой!

– У Дамира, когда был почти таким сорванцом, – ответил я и кивнул на мальчишек.

– У вот того глазки на кузнечное ремесло разгорелись, – показал на одного Климент.

– Это Бубен, – сказал ему я. – А все они – бывшие рабы воровской шайки в Плимуте. Теперь в моём замке живут.

– Бубен – хорошее прозвище для будущего кузнеца. Звонкое!

– А ты действительно хороший мастер. Дамир не соврал.

– Он называл мою работу хорошей?

– Безупречной. Отсюда и мой приезд. Лазарь, мне сказали, тебя рассчитал.

– Да. Что дальше делать – не знаю. У меня ведь пятеро…

Я с таинственной значительностью взглянул ему в лицо. Улыбнулся.

– Что? – недоумевающее спросил он.