Люди советской тюрьмы

И чешский заготовщик, отбросив сомнения, возмечтал о Москве всерьез. Его попытки поехать туда легально кончились неудачей. Те, от кого это зависело, отказывая ему в визе, заявляли:

— Вы, товарищ, должны бороться за дело пролетариата здесь, в Чехии. Только этим вы завоюете почетное право быть гражданином отечества всех трудящихся.

Бороться в Праге Томаш не имел никакого желания. Несколько раз он видел столкновения коммунистов с полицией, и они ему не нравились. После недолгого раздумья он бросил работу на фабрике капиталиста Батя, купил без труда туристскую визу в Польшу и, забрав с собой все свои денежные сбережения, направился оттуда в советский "рай". С польскими пограничниками ему повезло; они его не заметили. Поздней ночью он перешел границу и на рассвете, наконец-то, увидел тех, к кому так стремился: военных в зеленых фуражках со звездочками, возле советской пограничной заставы.

Бывший чешский заготовщик заплакал от радости и, широко расставив руки, бросился к "братьям по классу", намереваясь заключить их в свои "пролетарские объятия". Однако, пограничники от объятий уклонились и, вытаскивая наганы, заорали:

— Стой, гад! Руки вверх, пся крев! Он не понял. Тогда они объяснили свое приказание жестами, подкрепив их избранной международной руганью. Остолбеневший Томаш замер с поднятыми над головой руками. Его обыскали и отвели к начальнику заставы.

На первом же допросе чех был обвинен в шпионаже и жестоко избит. А затем началось его "путешествие" по советским тюрьмам, продолжающееся уже 12 лет.

Заключенный Томаш Кумарек известен во многих тюрьмах СССР. Известен не столько своим бесконечным следственным "делом", сколько чрезвычайно яркой внешностью и некоторыми особенностями характера. Он почти точная копия "бравого солдата Швейка", похождениями которого зачитывались советские граждане и которому они аплодировали в драматических театрах на спектаклях пьесы, написанной по книге Ярослава Гашека.

В первые же дни заключения кто-то из сокамерников прозвал Томаша "сыном бравого солдата Швейка". С тех пор эта кличка, вместе с ним, гуляет по тюремным камерам. Многие арестанты с первого взгляда называли его так, не зная даже, что он эту кличку носит уже давно.

"Сын Швейка" низкорослый крепыш с широкими покатыми плечами и короткими мускулистыми руками. Все его тело сплошь покрыто рыжеватым пухом и крупными веснушками, которых такое множество, что кажется, будто кто-то оч нь долго посыпал его ими. Физиономия у Томаша круглая и глуповато-хитрая, глазки — щелочками. На физиономии выступают, плохо приделанными карнизами, широкие висячие брови и угреватый нос, формой и цветом напоминающий морскую губку, дырки которой залеплены илом. Над кирпично-морщинистым затылком и оттопыренными в стороны мясистыми ушами сиротливо приютился узенький, как молодой месяц, полувенчик светло-рыжих, коротко подстриженных волос, а на веснущатой лысине, кое-где реденькими кустиками растет нежный рыжий пух.

По определению некоторых заключенных, если Томаша одеть в мундир солдата австро-венгерской армии времен Первой мировой войны, то он мог бы на сцене играть без грима роль Швейка. В его характере есть тоже кое-что швейковское и, прежде всего, юмор и манера своеобразной передачи слушателям своих похождений в пражских пивных и советских тюрьмах.

***

Рассказывает свои похождения Томаш Кумарек, подобно Швейку, беско нечной цепочкой, связывая, как звенья, один юмористический эпизод с другим:

— В Ростове был со мной такой случай. Я очень надоел там следователю. Он меня вызывает на допрос, ругается и говорит:

— Что со тобой делать, шпионская морда? По какому параграфу еще обвинять? Надоел ты мне хуже горькой редьки.

"Я подумал и отвечаю:

"— Со мною вы можете, гражданин следователь, поступить очень просто.

"— Как? — спрашивает он.

"— А вот как, — говорю. — Был у меня в Праге один случай. Вместе с рабочими фабрики Батя забастовал и я. Хотели мы прибавку к заработку получить. А забастовка, гражданин следователь, для меня вещь скучная. Человек я холостой; дома мне делать нечего; по улице шляться и фабрику пикетировать — мало удовольствия. И стал я все дни просиживать в пивной пана Прохаски, но за две недели так ему глаза намозолил, что он в конце концов взял меня за шиворот и выбросил вон. Вот и вы сделайте, как пан Прохаска: за шиворот меня и — вон; из Советского Союза в Чехию.

Следователь смеется:

— Ха-ха! Ишь чего захотел! Много вас таких шпионов, желающих от нас за границу смыться.

На это я вежливо возражаю:

— Нет, гражданин следователь, извините. Таких, как я, у вас маловато. Если бы много было, то вы одного бедного чеха не обвиняли бы в шпионаже для всех стран земного шара. Эти обвинения мне напоминают один случай в пивной пана Збражека, который конкурировал с паном Прохаской.

Подобные истории о пивных, тюрьмах и следователях Томаш может рассказывать часами. Это не раз спасало его от избиений на допросах. Некоторым энкаведистам нравилась веселая болтовня "сына бравого солдата Швейка".