Люди среди людей

Караван ученого мало чем отличался от каравана посла. Солдат охраны в английском френче-хаки и обмотках, перекинув ногу на шею лошади и придерживая ружье поперек седла, так же уныло тянет однотонную песню; так же бренчит цепь, сковывающая вьючных лошадей. Скрипят на их спинах желтые кожаные двойные сундуки. То же нестерпимо палящее солнце, та же пыльная дорога, рядом с которой изредка возникают пологие, из черной прокопченной и промасленной ткани шатры кочевников. А на ближних холмах - отары черных, истомленных жаждой овец. В караване Вавилова не было только «тахтаравана» - конных носилок, обтянутых выгоревшей зеленой материей, в которых, изнывая от постоянных толчков и жары, маялась на протяжении почти тысячи километров «хануми сафир-саиб» - жена посла.

Из-за занавесок тахтаравана дорога кажется особенно однообразной. Иное дело, когда сидишь в седле. Как ни слепит солнце, глаз естествоиспытателя видит вокруг не одну только каменную пустыню. Он замечает в степи целое царство пырея, заросли луковичного и двурядного ячменя. Даже в июле кругом изобилие несъедобного травостоя. На холмах тут и там - дикая фисташка, а в горах - высоко ценимая кочевниками арча.

Пройден еще один горный барьер, и под ногами путешественников открывается гигантское зеленое озеро - Гератская долина. И жену посла, и троих исследователей равно восхищает вид города, где белые минареты, мечети и кладбища слились с полем, перемешались с садами. Среди этого торжества жизни плавно скользят отливающие бирюзой воды Герируда. На своих берегах река взрастила одну из древнейших и великолепнейших земледельческих культур человечества. Женщине, сидящей в тахтараване, оазис среди пустыни навеял изящные строки, похожие на архитектурные украшения в стиле барокко:

«Справа обрыв, на дне его цветущая долина реки Герируд. Она вся засеяна рожью, и тысячи мелких ручьев, направленных с гор, бегут прямо по хлебным полям. Ножка каждого колоса, стебель каждого цветка, примешавшего к хлебу свой пурпур или синеву, сосет прохладную струйку воды, опьянен едва слышимой, только для него поющей струной жизни. У нас спелый урожай сух, как золото, а здесь над рожью вечная свежесть горной воды, воздух садов, звон жаворонков пополам с плеском водопадов - вино и вода в стакане солнечного света».

Журналистка уловила игру прелестных красок и форм. Но и только. Она ничего не поняла из того, что обнажила перед ней природа. Та же картина для ученого предстала как подлинное откровение, как большое открытие. Никаких полей, засеянных рожъю, на берегах Герируда нет. На пологих склонах реки Вавилов и его спутники нашли пшеничные поля, но засоренные рожью. На виду города, который обещал путникам отдых и тень, Николай Иванович несколько раз останавливал караван и входил в рассеченные ручьями-арыками квадраты полей. Самые различные, порой неведомые науке формы обнаружились на гератских полях. И особенно богато была представлена рожь. Откуда такое разнообразие?

Вавилов обратился к владельцам посевов, и они, сердито пиная ржаные кустики, именовали их не иначе, как бранным словом «так-так». Точно так же в их языке обозначался и другой злостный сорняк - овсюг. То же самое подтвердили и торговцы в зерновом ряду гератского базара, где Вавилов наполнял образцами местного зерна свои бесчисленные мешочки: они называли рожь «гэндум-дар» или «чжоу-дар» - растение, терзающее пшеницу. Значит, рожь в здешних местах действительно сорняк!

Еще в 1916 году в Бухаре и Таджикистане Николай Иванович встречал засоренные рожью пшеничные посевы, но тогда он не придал своему наблюдению большого значения. Теперь этот агрономический «пустяк» обернулся крупным открытием.