Люди средневековья

«Греческих рукописей»? Да, тексты которых кто-то иногда даже читал, если был «гуманистом», как Салютати до 1400 года. Знание языка, на котором было написано столько произведений, дошедших от античности, никогда не утрачивалось; но им владели только несколько монастырей, сохранивших контакт с Востоком, или некоторые любознательные ученые, как Скот Эриугена в каролингские времена. Но соприкасался с ним скорее торговый мир — разумеется, по профессиональной необходимости. Переводили с него при помощи иберийских, сицилийских, византийских посредников. Все остальные пасовали — graecum est: non legitur [это по-гречески: не читается (лат.)]. Италия, как обычно, более открытая миру, даже организовала обучение греческому во Флоренции в середине XIV века, но почти без успеха. Даже утонченные умы, как Петрарка в ту же эпоху или Боккаччо, знали всего по несколько слов, хоть и открыто выражали пылкое восхищение «языком богов». Петрарка приобрел текст Гомера, который положил на аналой в центре жилища, каждый день приходил его целовать и призывал это делать своих гостей. Из-за распада последних клочков Восточно-Римской империи в Италию перед 1453 годом стекались эрудиты или коллекционеры, вырвавшие свои сокровища из рук турок. Некоторые, как кардинал Виссарион, приезжали даже с настоящими библиотеками; понтифики, как Николай V, открывали все больше переводческих бюро, и печать в 1476 году выпустила первое издание греческой грамматики. Став доступным и даже войдя в моду у эрудитов после 1500 г., реабилитированный греческий язык был небезопасен для церкви — нередко встречались плохие переводы, сделанные когда-то, которые надо было исправить. Хоть мне обычно претит использовать слово «Возрождение», несправедливо принижающее прежние времена, надо признать, что возвращение греческого вызвало глубокий шок, и даже за пределами узкого кружка профессиональных «гуманистов»: ведь Священное писание изначально было написано не на латыни, а на арамейском, на древнееврейском, на греческом и впоследствии переводилось; чего же тогда стоит латинская Вульгата святого Иеронима, относящаяся к IV веку, комментарии святого Августина V века, Исидора Севильского VI века, Григория Великого VII века, коль скоро эти мудрецы, эти богословы мыслили и писали на основе переводов, возможно, сомнительных? Ко всеобщему дискомфорту верующих в XV веке добавилось сомнение; можно предположить, что доступ к греческому языку стал одной из причин Реформации церкви.

И где?

Любого человека обоснованно волнует вопрос, как передать плоды своих усилий, совершённых на этом свете. Таким образом, обучение тех, кто придет после тебя, — естественная забота; можно довольствоваться тем, что научишь сыновей или дочерей повседневным жестам и приемам. Это очевидный случай «примитивных» обществ: там обучением занимаются родители, что не исключает новшеств и прогресса. Но если в группу привносится, например идея служения божеству или же если находится место заботе о накоплении, то надо выходить за эти пределы, например, использовать цифры и буквы, а это подразумевает знакомство с ними. Для дочерей, возможно, этого было бы и достаточно — чтобы продолжать род и поддерживать огонь, знать что-то сверх того не требуется. Но если мужчина претендует на занятия делами группы, если он должен убеждать, продавать или покупать, ему надо будет учиться, и учиться вне дома. Эти банальные соображения приведены, чтобы показать: конечно, человек вполне мог бы, подобно простому животному, пребывать в «святом неведении», обходиться которым призывал св. Бернард, дабы полностью посвящать себя восхвалению Бога. Но если он не хочет или не может довольствоваться этой «праздностью», ему надо переходить под надзор тех, кто знает, а в средние века это только люди церкви. И вот нашим глазам открывается школа.