Люди суземья

— Оно так и будет. Без заповедника.

Михаил вспомнил разговор с Василием Кириковичем, сказал:

— А если надумают здесь леспромхоз сделать. и все эти сосняки — под топор?

— Пустое!.. Лесу-то ничем не взять. Кабы река или железная дорога была...

— Теперь машинами возят.

— Возят. Только не здесь на машинах ездить. Горы да болотины, ручьевины да озера...

— Все-таки заповедник лучше. Ученые бы приехали, узнали, куда наша вода через Черную яму уходит, татарского хана на Муна-мяги раскопали бы...

— Когда-нибудь раскопают. А про воду я и без ученых скажу. В подземную реку она идет. А река та — в Онего. Мой дед еще сказывал: заделали старики щуке в жабрину серебряное кольцо и пустили ту щуку в Черную яму, когда вода падала, дак щучина та через два али три года на Онеге в невод попала...

Далеко впереди приглушенно и редко залаял Туйко. Михаил перестал грести, прислушался.

— По лосю!.. — выдохнул он, сверкнув глазами.

Степан приложил ладонь к уху.

— Похоже, у Рист-оя звонит! Там, у ручья, лоси держатся.

Михаил налег на весла. Степан, подгребая кормовым веслом, стал прижимать лодку к берегу: если лоси на ручье Рист-оя, то под прикрытием мыска, который выдается в Питьк-ярь перед устьем, удастся подплыть к ним вплотную.

«Господи! Неужто палить будут?» — встревожилась Наталья.

Собака звенела совсем близко. Михаил греб, повернув голову и пытаясь хоть что-нибудь разглядеть за мелькающими на берегу деревьями с густым подсадом ивняка. Но ничего не видел. От напряжения ныла шея.

Лодка, шелестя рассекаемой водой, вынеслась из-за мысочка.

Вот они!.. Весла повисли в воздухе, дыхание прервалось. Бык и лосиха с необыкновенно длинной серьгой, свисающей до самой воды, стояли в ручье. Туйко — мудёр, старик! — занял позицию за ручьем, со стороны леса, на себя отвлекая внимание зверей.

Медленно, с величавой ленцой лосиха повернула голову на шелест воды под днищем долбленки, и в ее больших темных глазах Михаил увидел не страх — удивление. Туйко стал напирать. Бык — крупный, но по рогам-вилашкам молодой — не выдержал и выскочил на берег ручья. Туйко молчком на крупных махах рванулся наперерез.

По крупу лосихи, как от озноба, волной прошла дрожь.

Она вскинула голову, раздула широкие ноздри и плавной рысью двинулась к озеру в обгон лодки.

— Куда тебя лесовики волокут?! — испуганно закричал Степан.

Но лосиха не оглянулась, не прибавила шагу и не изменила направления. Высоко взбрасывая ноги, она грациозно входила в воду с явным намерением переплыть. Питьк-ярь впереди лодки. На какое-то мгновение Михаилу показалось, что долбленка, быстро скользящая по инерции, неизбежно ткнется в бурый бок зверя.

Но расчет лосихи был точен. Она погрузилась в воду метрах в пяти перед долбленкой и поплыла, навострив большие уши и приподняв горбоносую морду, будто вглядывалась в противоположный берег. Было хорошо слышно ее глубокое утробное дыханье... Степан смахнул со лба капельки пота.

А на берегу разрывался Туйко. Бык метался то в лес, то к озеру, но плыть за лосихой не рисковал, пугаясь лодки. Наконец он повернул обратно к ручью, в два прыжка пересек его и размашистой рысью побежал берегом Питьк-ярь у самой воды. Сбоку, от леса, стелющимся галопом и по-волчьи без голоса мчал Туйко. Некоторое время собака и зверь бежали бок о бок, но едва кобель вырвался вперед, бык круто развернулся и, расплескивая и буровя воду широкими копытами, ринулся в озеро. Туйко — за ним.

— Брось!.. Нельзя!.. — опомнившись, крикнул Михаил.

Пес беспомощно заюлил на месте и, скуля, смотрел то на уплывающего быка, то на лодку, потом покорно повернул к берегу.

— А кобелишко-то знает толк! Видать, пробовал кровушки?

— Было... Перед армией. Такого быка выставил!.. Не утерпел я... Батько меня так вожжами исполосовал — три дня сесть не мог.

— Ну!.. Эдакого-то здорового?

— А чего же... Батько есть батько.

— Дак мясо-то в дело пошло али пропало? — спросила Наталья.

— Батько старикам вывозил. У нас ведь своего мяса хватает. И за пастьбу, если до осени всех телят сохранишь, любого из стада себе оставляй — на премию.

— Так, так... Я тоже их не трогаю. Нужды нету. А в голодные годы стрелял...

30

В Сарь-ярь выплыли на восходе солнца. В уважительном молчании, отдавая дань традиции, пересекли Белую яму.

Ни ветра, ни тумана не было, и озеро от берега до берега сияло зеркальной гладью.

Степан не спешил к дому: часом раньше, часом позже будет подоена корова — беда невелика, куда важнее озеро Мишке показать, показать не как-нибудь, а с толком, чтобы поглянулось оно парню и в душу запало! И он вел лодку по отлогой дуге чуть ли не вокруг озера, мимо островов, которые по-умытому свежо зеленели в этот ранний час.