Читаем Люди сверху, люди снизу полностью

СОЛО РЕАНИМАЦИОННОЙ МАШИНЫ: постепенно у героини происходит смена парадигмы, приводящая к выходу из нелепого жизненного сценария.

Высокий Красивый был просто с высоким симпатичным; они потягивали пиво, выстукивая о барную стойку ритм, как делают это обычно музыканты. "А ту собачку, что бежит за мной, зовут Последний Шанс", - пел Григорян, и Ане очень хотелось, чтобы тот, кто был в ее вкусе - Высокий Красивый, обернулся еще раз. "Она не любит мужчин, она любит клубнику со льдом", доносилось со сцены.

Как ни странно, сие свершилось: ОН действительно обернулся, и заказал еще пива, и поблагодарил, а через полчаса снова заказал. Когда же концерт закончился и включили нейтральную музычку, а высокий симпатичный вышел из зала, Высокий Красивый попросил двести коньяку и поинтересовался именем Ани. Та ответила легко, и так же легко отвечала дальше, в перерывах между отталкиванием от себя заказанных посторонними одинокими пиплами, напитков... Но этикетом ей не предписывалось разговаривать с посетителями вне материи их заказа. ОН же сказал, что будет здесь всю ночь, и, если она не против, станет ждать ее в шесть - когда клуб закроется - на улице...

Она - социальная, культурно-контекстная, по- и пастельная, (а)логичная и легкая на подъем, конечно, была не...

Новый абзац.

...Утренняя Москва казалась понарошной, ненастоящей: пустынные улицы, сонные дворники в красных жилетах, тихость и неспешность шумного и суетливого обычно центра; голуби у Чайковского, редкие студенты, приезжающие по утрам заниматься в консу, шелест листьев, почти чистый по сравнению с дневным воздух, долгие неповоротливые поливальные машины, собаки, кошки, редкие прохожие, угрюмый "поздний" Гоголь около библиотеки, телефон-автомат на стене Гнесинки, у которого ОН поцеловал ее, и целовал долго и вкусно, господи, а ведь даже не спросила, как зовут... Аня чувствовала, будто знает Его тысячу - а может, даже больше - лет. Темы для разговоров не заканчивались, а солнце, уже пробивавшееся через облачка Хлебного переулка...

Но здесь совершенно неожиданно и некстати появляются Слова Автора:

- Запрещенный приемчик! Облака, любовь с первого взгляда... Стыдись! Это как дети и животные! Кстати, как ты знаешь, Набоков тоже вводил в тексты Слова Автора и сам являлся действующим лицом. Ты что, возомнила себя Набоковым? Но ведь ты даже не умеешь играть в шахматы! Чтобы действительно понять Набокова, нужно владеть по меньшей мере тремя основными европейскими языками плюс хорошим русским. Хорошим, слышишь? А ты что с языком сделала?

- Я его отдала Ему в губы, пис-сатель!

...И Аня отдала свой язык Ему в губы, вложила его в Его рот, и тело ее задрожало, забилось, вспомнив, как две плоти могут быть счастливы в своем старом как мир дуэте, как могут они быть впервые; телефоны записывали на салфетке, прихваченной случайно в клубе.

Так у Ани началось нечто прекрасное и ужасное одномоментно: прекрасное оттого, что началось, и ужасное потому, что могло когда-нибудь закончиться. Аня еще не умела наслаждаться одним настоящим моментом и не могла не загадывать на будущее - во всяком случае, это касалось отношений с Ним; она так боялась потерять Его - Высокого Красивого шатена с добрыми хитрыми глазами, которые, когда улыбаются, становятся совершенно завораживающими, и Аня, как школьница, теряет голову. Ах, восьмиклассница-а-а... Впрочем, ей хватало ума не показывать всего накала страстей, дабы не отбить у Мужчины как вида его основного охотничьего инстинкта в отношении ее - как вида Женщины.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Белые одежды
Белые одежды

Остросюжетное произведение, основанное на документальном повествовании о противоборстве в советской науке 1940–1950-х годов истинных ученых-генетиков с невежественными конъюнктурщиками — сторонниками «академика-агронома» Т. Д. Лысенко, уверявшего, что при должном уходе из ржи может вырасти пшеница; о том, как первые в атмосфере полного господства вторых и с неожиданной поддержкой отдельных представителей разных социальных слоев продолжают тайком свои опыты, надев вынужденную личину конформизма и тем самым объяснив феномен тотального лицемерия, «двойного» бытия людей советского социума.За этот роман в 1988 году писатель был удостоен Государственной премии СССР.

Владимир Дмитриевич Дудинцев , Джеймс Брэнч Кейбелл , Дэвид Кудлер

Фантастика / Проза / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Фэнтези