Читаем Люди трех океанов полностью

Люди трех океанов

— Ну, помоги мне влезть на крыло.

Галыбердин помогает, но бубнит:

— Вы еще ходить не умеете, не то что летать.

— Это поначалу, Галыбердин, — отмахивается Рудимов. — А потом пойдет как по маслу.

— От винта!

— Есть от винта!

Протяжный нажим на стартер. Винт УТ-2 провернулся, качнулся раз, второй. Запахло бензином. Мотор кашлянул и заурчал мягко, доверительно. И вдруг Галыбердин замахал руками, потом скрестил их, что означало: «Выключай!» Рудимов инстинктивно щелкнул по рычагу. Мотор остановился. Механик показал замасленной рукавицей в сторону. К стоянке мчался «козел» — вездеход комполка. Рудимов приподнялся в кабине.

— Сиди, сиди, — остановил подъехавший Яровиков. — Как чувствуешь себя?

— Нормально.

— Далеко не ходи. Дойдешь до гор и назад. Дальше — рискованно: «мессеры» охотятся. Попробуй на виражах, как оно получится.

Степан понял: боится не за самолет, а за летчика.

— Ну, с богом! — Павел Павлович поднял над головой перчатки.

Миниатюрный УТ-2, впрямь как утенок, переваливается с крыла на крыло, послушно катится к старту. Рудимов прилаживает носок протеза в выемку педали. Левая рука привычно ложится на сектор газа. «Ну, пошли», — мысленно говорит Степан своей машине и себе. На разбеге замечает столпившихся у старта людей. По высокому росту и особому, темного цвета, реглану узнает Яровикова. Стартер, отмахнув белым флажком вправо, держит его, как жезл. Звенящий на полных оборотах мотор несет машину по взлетной полосе. Зеленым потоком плывет за бортом трава, мелькают матрос — стартер — и стоящие возле него летчики. Они машут фуражками.

С тревожным нетерпением ждал Рудимов первого разворота. Как-то поведет себя искусственная нога в воздухе? Сможет ли она отклонить чуткую педаль на скрупулезную величину. УТ-2 — машина капризная, требует, как говорят летчики, уважительного отношения к себе, точной координации управления. Малейшая неточность — и «утенок» свалится на крыло, а то и в штопор.

Опасения пока напрасны. Степан делает три круга и три посадки. Лишь на четвертом култышка заныла, как некогда при подлете к Чистополю. Но боль была непродолжительна. Улеглась, едва Рудимов выровнял машину.

Посадка. Степан сруливает с полосы. Навстречу бегут летчики и техники. В кабину потянулись руки.

Через восемь дней Яровиков выпустил Рудимова на «яке». Техникой пилотирования комполка остался доволен, но тут же выговорил:

— Хорохориться незачем. Вижу, что педалями управлять тебе тяжело. А что будет в бою?

Пришли на стоянку. Подозвал инженера:

— Сможете поудобнее педаль сделать, чтобы протез не соскакивал?

Тот долго вытирал паклей руки:

— Что-нибудь придумаем.

Степан стал готовиться к самостоятельному вылету на боевом самолете. Механики Зюзин и Галыбердин устроили на истребителе «техническую революцию». Переоборудовали педали, ножные тормоза, понаставили кнопок, рычагов. Все, что можно было, вывели к ручному управлению.

И вот Рудимов в воздухе на превосходном по тому времени истребителе. Не верилось, что он может столь свободно бросать его в пике, выводить на кабрирование, вгонять в петлю, в преднамеренный штопор, вертеть бочки. Но «як» был послушен.

Возвращался Степан из зоны пилотажа, как с праздничного парада. Глядел на плывущие вровень с бортами облака, на залитую закатным солнцем землю и мысленно благодарил тех, кто помог ему выбраться на эту высоту. «Железный» госпитальный доктор, малец Генка, нашедший Степана в степи, Яровиков, поверивший в его силы, добродушный Володя Зюзин и странный Галыбердин, смастерившие новые педали, — это они вернули ему небо.

Как только Степан вернулся из первого самостоятельного полета, Павел Павлович позвонил командующему военно-воздушными силами. Поставил начальство перед фактом: безногий летчик в полет выпущен. Вместо ожидаемого нагоняя в полк пришла одобрительная шифрограмма:

«Поздравляю Рудимова с возвращением в строй».

— Вот это и называется брешь в верхах, — закруглил Яровиков, зачитав Рудимову бумагу.

За первой пришла вторая шифрограмма: Степана произвели в подполковники и назначили штурманом дивизии.

Когда-то, еще до войны, в авиаполку был неплохой духовой оркестр. В нем Рудимов играл на саксофоне. Давно он забросил музыку. В этот вечер впервые за столько времени прикоснулся к инструменту. Подсели другие музыканты, и сырая землянка наполнилась мелодией вальса.