Люди трех океанов

— Удивил чем! — отмахивается тот и переводит разговор: — В-вот, в прошлом г-году у нас в м-мастерских случай п-произошел. Слили они спирт из антиобледенителя. 3-знаете, такой симпатичный бачок лимонного цвета. А перед этим техник предупредил: мол, спирт какой-то новый, запросто можно отравиться. Ну, эти моторяги не лыком шиты. Решили проверить тот спирт. И на ком бы вы д-думали? На Яшке. Была у нас дворняга, большая, в телячий рост, разжирела и давно разучилась лаять. Яшка вначале не понял, чего от него хотят. Пить ему не хотелось, а к-какая-то вонючая жидкость тем более была ему ни к чему. Решили т-трезвенника насильно нап-поить. Один разжал пасть, а другой влил туда полстакана жидкости. Яшка ник-когда не брал в рот хмельного и п-потому сильно возмутился. В сердцах хватил одного моторягу за руку и даже залаял — впервые за три года. Но ему тут же сунули кусок колбасы. Яшка с удовольствием закусил, даже благодарно помахал хвостом. И тут же улегся спать.

Ну, ребята, п-понятное дело, стали т-тормошить пса. Даже уговаривать: вставай, мол, милый, походи. Яшка п-поднялся и вдруг задрал кверху морду и взвыл, как на живодерне. Ну, один моторяга прикидывает: это он-де «ш-шумел камыш» заводит. С в-веселья. Другой сомневается: а м-может, с тоски он? Перед с-смертью. У пса даже глаза прослезились. Но опять не ясно было — то ли от веселья, то ли от тоски. Прошло этак минут пятнадцать после Яшкиной в-выпивки. Ждать больше не было никакого резону. Ежели бы что такое опасное, уже все прояснилось бы. Налили ребята ту жидкость. Но пить никак не решаются. Какое-то п-предчувствие. Решили для профилактики еще малость Яшке налить. После второй рюмки Яшка явно повеселел. То он пытался выводить высокую ноту, то тут же срывался и переходил на бас. Потом гонялся за собственным х-хвостом.

— П-пьем! — провозгласили ребята. А-ахнули почти по стакану. Граненому. Через полчаса вышли из каптерки. Вышли и… остолбенели: у порога лежало бездыханное тело Яшки. Ну, принялись его тормошить, бить по морде, уговаривать: мол, п-пошутил и х-хватит. А Яшка не подавал ни малейших признаков жизни. Ребята, не говоря ни слова, на огромной скорости рванули в санчасть. Влетели и с порога объявили: «Умираем!» Медсестра с трудом выяснила, что и почему. Тут же предложила промывку желудков. Они, конечно, соглашаются: хоть наизнанку выворачивай, только побыстрее. И тут же интересуются: с-скажите, мол, сестрица, а через сколько времени наступает смерть от сильнейших ядов? «Смотря какая смерть, — отвечает сестра. — Ежели клиническая — минут через сорок. Биологическая — позже. Но не намного». У моторяг отнялся язык: после выпивки прошло минут пятьдесят. «Может, мы уже умираем?» — спрашивают. «Да, пульс у вас неважный, — подтверждает сестра. — Давайте выясним сначала, что вы пили?» А они и не могут объяснить толком. Единственное, на дворнягу ссылаются: «Яшка подох…» «Какой Яшка?» — не понимает сестра. «Да п-пес был у нас. Мы вначале ему налили… Потом себе… Потом он умер… А мы сюда…» «Так что же вы молчите? Быстро за мной!» — командует сестра и уводит их за штору.

Час длилось промывание желудков. Более мучительной операции хлопцы не знали.

— Ну, а дальше, дальше? — торопят механики рассказчика.

— Ну, что… П-появились х-хлопцы из-за шторы бледные как смерть. Едва держатся на ногах. Спускаются по лестнице. А у порога стоит… п-пес Яшка. С-смотрит на хлопцев вроде бы с насмешкой. Один, говорят, начал креститься. Д-другой упал замертво.

В кубрике раздается оглушительный взрыв хохота. Рудимов тоже смеется.

— А дальше что? — вновь допытываются механики.

— А что д-дальше — отсидели хлопцы на гауптвахте. Одного, по-моему, к вам списали.

— Фамилия как?

— Галыдербин, что-то в этом роде.

— Галыбердин, — поправил Зюзин. — Так он и у нас отличился. А другой?

— Другой? Тот сам попросился на другую базу. Говорит, не могу переносить насмешки. Перевели…

Кто-то начал другую историю:

— А у нас был случай…

Но тут его перебили:

— Да ты обожди со случаями… Вот Зюзин какую-то новость узнал…

— Только не для болтовни, — сразу насторожил Зюзин.

— А какая тут секретность? Все свои…

— Ну, свои не свои, а достоверно я еще не знаю.

— Ну говори, чего тянешь.

— Батя от нас уходит.

— Обожди, обожди, как уходит?

— А вот так, говорит ему начальство: хватит, отлетался. Будешь дивизией командовать.

— Ну, это не уходит. Тут штаб дивизии рядом.

— А без него будет хуже.

— Почему хуже? Может, и вместо него придет не хуже.

— Он уже пришел. Майор Атлантов.

— Атлантов? Этот даст духу. Держись только…

Все как по команде замолчали.

…Не сразу привык Рудимов к новому назначению. Тянуло в свой полк — бывал там чаще, чем в других, за что получал немалые упреки остальных комполков. Понемногу страсти местничества, как окрестил их Гарнаев, улеглись. Но ненадолго. Как-то утром в штаб дивизии прибежал Зюзин:

— Товарищ подполковник, вам какое-то звание присвоили. Не понял только какое. По радио передавали.

— Не народного ли артиста, — усмехнулся Рудимов и отмахнулся: — Ты напутал что-нибудь, Володя.