Люди трех океанов

— Представим себе человека, попавшего на Юпитер. Там невозможно длительное пребывание. Если облачиться в универсальный скафандр, от всего можно спастись — и от высокой температуры, и от низкого барометрического давления, и от вредного газа. А вот от силы тяжести спасения нет. Ускорение силы тяжести там равно 2,659. Это значит, если ты на Земле весишь семьдесят пять килограммов, то на Юпитере отяжелеешь чуть ли не втрое…

— Почти как на центрифуге, — прикидывает кто-то из космонавтов вслух…

Как завороженные, слушают ребята полуреальный, полуфантастический рассказ. А рассказчик незаметно спускает слушателей на обетованную твердь:

— Но вернемся теперь к Земле-матушке. Для преодоления ее тяготения нужны усилия, равные… можно по-разному предполагать ощущения, вызванные прорывом атмосферного и гравитационного фронтов, многое в наших силах предопределить заранее. Но в полной мере обо всем сможете судить лишь тогда, когда сами увидите качнувшуюся за иллюминатором нашу планету…

Слушатели пока не знают, что кому-то из них совсем скоро придется испытать то, о чем говорит ученый. Правда, первые впечатления от старта они уже испытали. Но то были сторонние впечатления. Космонавты видели, как за пределы эфира уходили четвероногие разведчики.

До мельчайших штрихов запомнился взлет ракеты, уносившей на орбиту «Звездочку». Торпедообразная махина, выплеснув поток огня и дыма, начала медленно уплывать ввысь. Космонавты переживали не только восторг, но и что-то близкое к сожалению: почему не человек там?!

Кто полетит первым? Об этом не было объявлено до последних дней перед стартом. Но все шестым чувством угадывали: лететь Гагарину. Собственно, лететь могли и Герман, и Попович, и Андриян, и другие. Но по ряду причин все нити шли именно к Юрию. Ребята многозначительно поглядывали на коллегу и, чего скрывать, не только радовались, но и чуточку завидовали. А он, видимо, сам не подозревал, что ему уготовано судьбой. Когда Попович намекнул: «Жребий-то за тобой остается», Юрий пожал плечами:

— Это еще бабушка надвое сказала…

Теплым апрельским вечером ребята всей гурьбой нагрянули к Гагариным. Прямо с порога Титов галантно извинился:

— Простите, что врываемся в ваши владения без приглашения. Рассчитываем на вашу снисходительность.

— Вполне рассчитывайте, ребятки, — захлопотала Валя, рассаживая гостей на тахту, стулья и кухонные табуретки.

После шумного чаепития мужчины уединились на кухне и повели свой сугубо «космический» разговор.

— Вот что, Юра, — заговорил Комаров. — По всем признакам, первым в полет уйдешь ты. Хотели мы тебе кое-что сказать.

— Всегда готов выслушать, — насторожился Юрий.

— Так вот, не знаю, как тебе сказать, чтобы ты правильно нас понял… Ну, сам понимаешь, суть не столько в самом тебе… Помнишь, были мы на заводе, в институте. Люди переживают…

— Ребята, что вы начали досрочную нотацию читать? — умоляюще простонал Юрий. — Может, и не мне придется…

— Вполне возможно. Если предложат, никто не откажется. Но мы решили с тобой потолковать на всякий случай.

Комаров наклонился к Юрию:

— Знаешь, Юр, если полетишь, это ж здорово! Представляешь?

— К чему клоните, ребята, не пойму? — все еще не веря в предсказания друзей, допытывался Гагарин.

— А ты слушай и на ус мотай, — необычно сухо посоветовал Беляев.

— Ну, ну, мотаю…

— Так вот, — привстал Комаров, — дай нам честное, дружеское слово, что всегда останешься таким же.

— Видите ли, — совсем сбился с толку Юрий. — Я ведь не знаю, как это сделать… Никогда никакой клятвы не давал, кроме той, что перед строем…

— Нет, нет, говори прямо, не финти.

— Понимаете, ребята, — Юрий зашагал по кухне. — Я всегда был перед вами как на духу. Да и не только перед вами…

— Знаем. Давай по существу.

Гагарин расставил руки, озорно навалился на своих дружков:

— Ну, что вы, черти, пристали?.. Ну, как вам сказать… Словом, другим я просто не смогу быть, ребята…

На Байконур добирались самолетом. Попович летел с Юрием и заранее договаривался:

— Меня приставили к тебе связным. Будем почаще обмениваться информацией. Не взыщи, если буду донимать запросами.

— Сколько угодно, Паша, спрашивай. На все отвечу, как на экзаменах, — заверял Юрий с таким веселым спокойствием, словно речь шла не о космическом полете, а о занятиях в классе.

Юрий и Герман спали в одном домике. Утром приехали на старт в специальном автобусе в скафандрах. Юрий шагнул на площадку лифта, и он доставил его к вершине ракеты. Оттуда взглянул на притихших у подножия звездолета собратьев. Прощально поднял руку. Снизу откликнулось разноголосицей:

— До свидания!

— Доброго пути!

В последний раз взглянув на провожающих, на раскинувшуюся до синих холмов степь, Юрий шагнул в свое новое жилище, и глухо хлопнувшая дверь отделила его от земного мира. Теперь он остался наедине со своими заботами и мыслями. Попович пригубил микрофон:

— Юра, как дела?

— Как учили!

Пятидесятиминутная готовность…

— Юра, не скучаешь там?

— Если есть музыка, можно немножко пустить.

— Станция… Дайте ему музыку.

Через минуту Павел интересуется:

— Ну, как? Музыка есть?

Юрий с радостью докладывает:

— Дали про любовь.