Люди трех океанов

Русские песни в Японии не диковинка. Они звучат в исполнении хора «Поющие голоса Японии», хором руководит лауреат Ленинской премии Акико Секи. На Хоккайдо, во время обеда у мэра города, произносился тост в честь прибытия почетного гостя на северный остров. И вдруг раздалась протяжная, лихая песня о Стеньке Разине. Ее передавали по местной трансляции. Потом под чужой крышей птицей забилась «Вот мчится тройка почтовая», «Дубинушка», «Коробейники»… Мы сидели растроганные, чуточку затосковавшие… Нет, это понять надо, что значит услыхать свою песню на чужедальних островах.

Популярной стала здесь песня о Гагарине. Родилась она в канун нашего приезда и облетела всю страну. Часть ее текста написана на русском языке, часть — на японском. Это неповторимо. Но то, что произошло в Киото, потрясло. На встречу с Юрием пришло более тридцати тысяч горожан. Были тут рабочие и служащие, мелкие торговцы и студенты, ремесленники, артисты, художники. Но надо же было тому случиться — митинг только начался, как вдруг хлынул дождь. Укрыться негде. Конечно, горожанам ничего не стоило покинуть стадион и направиться по домам. Но никто не увел. Щитами с приветствиями демонстранты прикрыли Юрия от дождя. Хлещет вода, барабанит по фанере, а люди стоят, возбужденные, улыбчивые. И вдруг кто-то затянул «Подмосковные вечера». Окруженный толпой Гагарин из оратора превращается в дирижера. И тридцать тысяч голосов слились в потрясающий хор.

В Токио есть целый городок реклам. По ночам он пылает нестерпимо колючим огнем. У его подножия — канал с выводками джонок. Накаленные до предела, рекламы багровеют будто от натуги, и утлые лодчонки, кажется, дымятся на отраженном огне. На огромных щитах — символы могущественных фирм. Летит красная ласточка. Поводит желтыми глазами филин, многозначительно улыбается раскрасавица гейша. Отмеривает гигантские шаги алый страус. Слушает граммофон склонившая набок голову собака. Скачет во весь опор крылатый конь…

«Красную лошадь» мы потом видели на многих токийских улицах — почти у каждой бензозаправочной колонки. Это эмблема американской нефтяной компании. И скачет, скачет, подминая материки, беспощадный заокеанский Зевс. Его топот мы слышали во многих местах, в том числе на одном из приемов.

Нас принимал министр Мики — уже немолодой, с усиками, в очках. На обеденном столе возвышалась ракета изо льда. Тут же имитированная гора Фудзияма. Рядом в обрамлении синих камней всевозможные яства. Хозяин был щедр. И не случайно: кроме советского космонавта он принимал своих коллег. Собрались здесь ученые знаменитости и представители деловых кругов. Последних, видимо, было больше, чем первых.

После официальных приветствий в зале воцарилась непринужденная обстановка. Гости группировались, заводили разговоры, вокруг стоял неумолчный гул.

Подходит руководитель научно-исследовательского института авиационной техники Наканиси. Раскланиваясь, он благодарит русских за то, что они первыми пробили путь в космос. Тут же, между прочим, замечает:

— Не мешало бы сообща двигаться дальше.

Идет обмен визитками. Подвижный старичок протягивает цепкую ладонь: узнаем — это один из организаторов японской промышленной выставки в Москве. Ему 75 лет. Но в энтузиазме он не уступит молодому. У него столько заманчивых прожектов. К Юрию обращается специалист по космической связи:

— Недавно был у вас, в Советском Союзе. Посетил пять заводов, два университета. Нам не грех кое-чему у вас поучиться.

Люди подходят и подходят. Жмут Юрию руку. Кто-то предлагает:

— Хочу с вами трудиться в науке для мира.

— Для мира готов работать, — с ходу соглашается Юрий, — день и ночь.

В разговор включается директор научно-исследовательского института по металлургии:

— Как дела в космосе?

— Как дела в металлургии? — в свою очередь интересуется космонавт.

Тот охотно делится своими заботами:

— Бьемся над проблемой использования титана и алюминия для создания жаропрочного корпуса ракеты.

— Понимаю. Я ведь тоже был металлургом.

— О, коллега! — восклицает ученый.

Но это была лишь увертюра к деловому разговору, который начал видный японский специалист по радиоэлектронике. Осведомившись у Гагарина, какое применение находит электроника на космическом корабле, он сказал:

— У нас эта отрасль сильно развита. Делайте нам заказы.

Кто-то из наших знатоков деловых контактов ставит вопрос ребром:

— Хорошо, мы сделаем заказы. А выполните их?..

Наступает слишком долгая пауза. Вздохнув, японец морщится:

— Мы готовы. Но…

Да, японские промышленники готовы с нами торговать, иметь самые деловые отношения. Но… видимо, тут оставил свой след заморский огненный конь. Он перебежал дорогу, подобно черной кошке, и для кое-кого его след стал запретным кордоном.

Полвека назад, в необычно спокойный февральский день, с площади военного городка Ионоги поднялся в воздух первый в Японии самолет. Он достиг высоты… 70 метров. Скорость — 54 километра в час. Прошел расстояние в три с лишним километра. Тогдашние газеты с восторгом возвещали: «Полет совершен! Большой успех! Успех! Успех!»