Люди Церкви, которых я знал

Иногда она говорила, что видела, как её приходской священник служит в свете, а иногда во тьме: «Сегодня батюшка не был чистым. Его постоянно обволакивало какое-то чёрное облако».

Как-то летом, будучи в Прусе, я сказал: «Если мы посадим кипарисы под опорной стеной на дороге к монастырю Всех святых, то они хорошо будут удерживать почву, которая постоянно осыпается».

Старушка Саломия запомнила это и, когда наступила зима, решила осуществить. Однажды вечером посреди снега и тумана я увидел, как она подходит к монастырским воротам с двумя мешками, в которых были саженцы кипариса.

— Саломия, как у тебя это получилось? Как ты прошла через перевал по такому снегу? Как смогла донести сюда из своего села все эти деревья? Сколько дней тебе потребовалось, чтобы дойти до монастыря?

— Я шла два дня, но я деревья не несла, их нёс другой.

— Кто их нёс, Саломия?

— Он только что ушёл.

Я повёл её к иконе Богородицы, и там мы прочитали благодарственную молитву.

— Да ты не бойся, я очень хорошо себя чувствую. Я ведь служу Богородице, а Она не допустит, чтобы я пропала.

Она была человеком кристальной души: всегда молчала, смирялась, молилась. Единственным её другом был пост. Она была настоящей мироносицей для храма Богородицы в Фермоне, для храма святого Космы Этолийского, для монастырей в Миртии и Прусе. Бедная и нищая, но богатая любовью и делами служения Богу. Она до земли кланялась священнослужителям и, заикаясь, говорила: «Простите меня, недостойную».

Молись о нас, Саломия, там, где ты теперь покоишься.

Ольга, жена зеленщика

Эта мироносица также была из Фермона. Она была ученицей святого Космы Этолийского, так как вместе с Саломией наслаждалась его учением и пророчествами. Впрочем, для этого им не нужна была грамотность: всё это столетиями очень точно передавалось изустно. Иногда устное предание сохраняет что-то гораздо лучше, чем перо и бумага.

Я познакомился с ней в Миртийском монастыре в ноябре 1971 года, накануне праздника Введения. Глядя в открытые монастырские ворота, я увидел женщину, которая пряталась за стволом масличного дерева. Она то выглядывала, то снова пряталась. Спустя какое-то время я пошёл посмотреть, кто она такая и что делает за деревом. Подойдя, я увидел женщину средних лет с корзиной цветов.

— Что ты здесь делаешь? Почему не заходишь в монастырь?

— Отче, вчера вечером наш сельский священник сказал мне, чтобы я даже не пыталась помочь вам украсить храм к празднику, потому что монахи здесь такие дикие, что сразу забросают меня камнями. Вот я и жду здесь с рассвета и боюсь зайти.

— Проходи, госпожа моя, и украшай наш храм своими цветами, как сама хочешь.

Она осталась до вечера, а уходя, постоянно кланялась мне, прося прощения за свой дурной помысел. С тех пор она стала постоянной и уважаемой мироносицей монастыря.

Она всю свою жизнь собирала цветы и украшала ими иконы празднуемых святых. Это занятие не всегда бывало лёгким, так как цветы приходилось собирать на горных склонах. Она украшала иконы так красиво, что я, испытывая её, говорил:

— Кто научил тебя этому искусству?

— Любовь к святым.

В скором времени она заболела раком. Я пришёл к ней домой, чтобы проведать. Долгое время мы говорили с ней о том, что ожидает её после смерти. Я спросил:

— Ольга, ты готова к тому, что Христос призовёт тебя на небо?

— Вполне готова, отче. Если бы ты знал, как я этого жду и как скучаю по Нему!

— А о своих детях ты не думаешь?

— Они уже взрослые и сами могут выбирать между добром и злом.

Через несколько дней она сказала детям и мужу, сидевшим допоздна в её комнате: «Я чувствую себя лучше, пойдите отдохните».

Когда все уснули и в доме стало тихо, она встала, умылась, надела свою лучшую одежду, легла на кровать лицом к востоку и почила, скрестив руки. Перед этим она оставила записку: «Я готова отправиться на небо. Не переодевайте меня: то, что я надела, — мои погребальные одежды». Такой была кончина Ольги, занимавшейся плетением цветочных венков для святых.

Когда я вспоминаю её, на ум приходят слова одного древнего церковного писателя: «Никакая работа, сделанная для храма, не пропадёт».

Дядя Георгий Лиапис