Люди в джунглях

Всего в подчинении Бары оказалось около тридцати человек. Вскоре мне передали, что они чуть не убили его. Однако, прибыв туда спустя еще неделю, я обнаружил, что на участке царят мир и порядок, работа идет полным ходом. Во всяком случае так мне показалось. И лишь когда Бара попросил меня остаться на ночь кое о чем потолковать, я догадался, что не все обстоит как надо.

Ночь прошла спокойно, разговаривали мы недолго, но я успел уловить, что атмосфера тут напряженная.

Участок находился в шестидесяти километрах от Нунукапа, на реке Себакис, на самом Борнео. Наш поселок был ближайшим населенным пунктом, так что лагерь был совсем изолирован в джунглях. Уже одно то, что здесь водились дикие буйволы и слоны, могло хоть на кого нагнать страх. Но не только это беспокоило Бару. Он не хотел прямо сказать, в чем дело, но я догадывался, что тут замешана нечистая сила.

На рубке и трелевке работало человек двадцать пять; пятеро занимались сплавом по реке. Старшим у сплавщиков был коренастый светлокожий силач, тоже буг. Квадратное лицо, узкие глаза, тонкие, недовольно сжатые губы. Звали его Осман, и была у него жена удивительной красоты. Мало женщин могло сравниться с этой дочерью буга и даячки: нежная светлая кожа, правильные черты лица, большие яркие глаза и мягкий рот. Разве что излишне полновата.

Как могла такая красавица очутиться в лагере лесорубов?

— Осман уже пять лет женат на ней, — сообщил Бара.

— Такая женщина, и кругом столько холостяков! Они же перережут друг друга!

Я чувствовал, что и сам способен на глупость ради нее.

— Нет, туан, ее никто не смеет трогать. Они боятся ее.

— Ее? Ты хочешь сказать — Османа?

— Нет, туан, ее. Осман и сам боится. Я даже не уверен, спал ли он с ней хоть раз. У них нот детей, туан.

Да, тут что-то не то. Редкостная красавица, кругом пылкие мужчины, и никто, даже муж, не осмеливается тронуть ее!

— Туан сегодня ночью ничего особенного не заметил? — спросил Бара.

— Я спал как убитый. А что?

— Если туан останется еще на одну ночь, мы не будем ложиться так рано, и тогда туан, может быть, кое-что увидит.

— Нечистая сила появилась?

— Не знаю, туан. Сказать, что это духи, — так ведь в духов теперь не верят. Во всяком случае что-то странное.

Вот оно что — старая басня… Конечно, духи, кто же еще; здесь каждый уверен, что джунгли кишат ими. А когда человек заранее настроился что-то увидеть и услышать, ему это и впрямь видится и слышится. И даже больше!

— Ладно, останусь. Кстати, проверим как следует твои наряды. Ты, должно быть, ошибся: на реке леса меньше, чем у тебя записано.

Лесорубы и трелевщики жили в бараке, в километре от того места, где вязали плоты. На месте вязки обосновались Осман с женой и четырьмя товарищами, а также Бара.

Четверо рабочих жили в одной хижине, Осман с женой и Бара — в другой. В ней было три отделения. Одно служило спальней Осману и его жене, в другой жил Бара, в третьем помещалась так называемая контора.

Контора была первой от двери. Дальше шли спальни Бары и Османа.

Управившись с вечерним рисом, мы с Барой на час-другой пошли поохотиться. Довольно быстро добыли киджанга (местный вид оленя) и вернулись с добычей домой.

Потом сели проверять отчетность. Время близилось к одиннадцати.

— А почему Осман не идет домой?

— Он никогда не бывает дома ночью, туан. Работает до утра. Если нет другого дела, сторожит плоты.

— И красавица жена остается с тобой в доме одна?

— Тихо! Слушайте, туан! Слушайте!

— Слышу — река журчит да цикады поют.

— Нет, там внутри! В ее комнате, туан.

Внимательно прислушиваюсь и улавливаю слабый шорох.

— Она еще не спит?

— Не знаю. Она легла, опустила москитную сетку. Но по полу что-то движется.

Я невольно вздрагиваю, кожа покрывается пупырышками. Гнетущий мрак тропической ночи, таинственный шепот Бары, его туманные намеки, — кажется, все это повлияло на меня. Я откровенно трушу.

Бара видит мой испуг.

— Когда человек вот так вздрагивает и волосы встают дыбом, это самый верный признак нечистой силы, — говорит он.

— А, брось, Бара! Не выдумывай! Подумаешь, шум в комнате. Посмотри и ты увидишь: либо она встала и ходит, либо Осман вернулся домой.

Из комнаты опять доносится шум. Словно что-то упало.

Бара смотрит на меня.

Я начинаю сердиться. Что он, нарочно меня пугает?

— Пошли, Бара, поглядим в чем дело!

Мы проходим в его спальню. Дверь в комнату Османа закрыта, но стена сделана из пальмовых листьев, щелей в ней предостаточно. У соседей горит тусклый ночник.

Глядим. Ничего не видим. Ничего не слышим.

— Наверно, крыса, — говорю я.

Красавица лежит в постели. Спит она или нет, не поймешь, но дышит, как спящий человек.

Вдруг снова шорох.

Совсем близко от нас.

Бара поворачивается ко мне; у него дрожат руки, в глазах ужас.

— Смотрите! Смотрите, туан! — Он заикается.

Борясь со страхом, заставляю себя снова заглянуть в щелку и явственно вижу — по полу медленно ползут две женские туфли. От кровати к столу.

Никогда еще я не чувствовал себя так мерзко.

И в то же время меня злит моя трусость.

Не могут же туфли ползти сами собой. Должно быть какое-то объяснение.

— Кто-нибудь тянет их за ниточку, Бара!