— Так вот, — сказал Жогин серьезным тоном и всем корпусом подался вперед. — Вам, подполковник, поручаю заняться творческим анализом. Садитесь немедленно и сделайте выводы, почему ухудшилась дисциплина в первом батальоне.
— И все это завтра к восемнадцати? — удивился Сердюк, вскинув большую лысую голову.
— Можно к следующему утру.
— Да, но все равно... Понимаете, я не знаю...
— Сомневаетесь в собственных силах? — Жогин в упор посмотрел на заместителя. — А я верю, потому и поручаю именно вам. Другой может месяц просидеть впустую, а вы...
Сердюк достал из кармана блокнот и стал записывать указания командира.
— Вам ведь не нужно заново изучать положение в батальоне, — продолжал Жогин, внимательно следя за каждым движением подполковника. — Возьмите за основу стрельбы, историю с охотой на волков. Эту самую возню с Зозулей. Есть еще известные факты. Вот и обобщайте. А мне представьте все рапортом.
— Слушаюсь.
Жогин встал и вышел из-за стола.
— Значит, все. Желаю успеха.
Оставшись один, он довольно потер руки. У него не было сомнений в том, что подготовка к совещанию собьет спесь с замполита, заставит его и некоторых других офицеров вроде Мельникова понять, что армейская дисциплина не терпит никаких вольностей, что хозяин в полку один — командир.
Жогин еще раз потер ладони и подошел к окну. На подернутых морозцем стеклах играло солнце. Мелкие кристаллики льда сверкали и переливались словно жемчуг. А вверху, у деревянного переплета рамы, уже синела небольшая проталинка. В ней, как в круглой линзе, виднелись голые ветви тополя и кусочек чистого неба. Все это предвещало близкое тепло и веселое журчание ручьев.
Полковник даже вздохнул от наплыва чувств. Он повернулся к телефону и позвонил на квартиру. Трубку взял Григорий:
— Домовничаешь? — спросил его Павел Афанасьевич. — Ну, ну, бездельничай, только не забывай физзарядку. Что? Забыл? Вот это хуже. А мать что делает, обед готовит? Правильно. Скажи, что я приеду в двенадцать. А физзарядкой займись, не то разбухнешь вроде меня. Очень красиво получится. Займись, займись, не пререкайся, ведь у меня, кроме полковничьих, отцовские права есть.
Совещание проходило в просторном кабинете Павлова. Командиры полков, их заместители и начальники штабов сидели за длинным столом. Генерал, как всегда, говорил стоя. Его простые, свободные движения и мягкий голос как-то не подходили к высокой, строго подтянутой фигуре и прямому взгляду широко открытых глаз. Говорил он не спеша, время от времени заглядывая в лежащую на столе записную книжку.
Три дня назад Павлов был на Военном совете округа, где обсуждался вопрос об усилении в войсках индивидуальной работы. Теперь он информировал об этом присутствующих.
Жогин сидел в самом конце стола. Слушая комдива, он соображал, где бы лучше разместить листы ватмана с цифрами и диаграммами. Ему хотелось, чтобы они выглядели солидно и внушительно. Прежний комдив любил и ценил подобное оформление докладов. На одном из совещаний он даже поставил Жогина в пример: «Учитесь, товарищи, командирской культуре и умелому показу того, что сделано».
Закончив информацию и ответив на вопросы офицеров, Павлов предоставил слово Жогину. Тот резко поднялся и, поджимая выпирающий живот, вытянулся.
— Разрешите, товарищ генерал, развесить документы?
Павлов кивнул:
— Да, да, пожалуйста.
Диаграммы были у Шатрова. Он встал и проворно прикрепил их к стене заранее приготовленными кнопками. Присутствующие повернулись. Возбужденный всеобщим вниманием, Жогин приступил к докладу.
— Я буду говорить, товарищ генерал, языком цифр и диаграмм.
Павлов слушал его вначале спокойно, лишь изредка задавал вопросы. Потом воспользовался небольшой паузой, сказал тоном советчика:
— Вы, товарищ полковник, только общие цифры приводите. Нельзя ли привести конкретные факты из практики воспитательной работы?
— Можно, — с готовностью ответил Жогин. — Все по порядку скажу.
Павлов пожал плечами и еще минут пять терпеливо выслушивал докладчика. Наконец он поднялся со стула, сказал:
— Прошу вас, полковник, оставьте диаграммы и, цифры. Мы только зря тратим дорогое время.
— Хорошо, перехожу конкретно к первому батальону. — Жогин опустил руки, выпрямился. — Я уже сказал, что дисциплина и боевая готовность подразделений здесь, как и раньше, не вызывают сомнений. Солдаты и офицеры каждую минуту готовы к выполнению любой боевой задачи. Как и в других батальонах, в первом нам удалось заставить людей учиться водить машины, овладевать всем имеющимся в ротах оружием, что обеспечивает взаимозаменяемость бойцов в бою. Но при этом... — Полковник вздохнул и тяжело подвигал бровями. — При этом нельзя умолчать и о тех известных вам, товарищ генерал, неприятностях, которые были допущены лично подполковником Мельниковым. Состояние дел изучал мой заместитель специально.
Жогин раскрыл перед собой рапорт Сердюка и стал зачитывать его. Моментами он останавливался, чтобы лучше объяснить тот или иной факт, доказать вредность самовольных действий комбата. Когда он коснулся охоты на волков, начальник политотдела полковник Тарасов перебил его: