Люди в погонах

— Это правда, доктор? Не опасно?

Хирург улыбнулся.

— Ничего опасного нет. Сейчас вправлю, и пусть полежит в постели.

Ольга Борисовна облегченно вздохнула. Лицо ее ожило, засветилось.

Мельников подвез Ольгу Борисовну и Танечку к самому дому, помог им выбраться из машины. Увидев идущего с занятий Нечаева, подозвал его к себе:

— Ну, как самочувствие?

— Вроде нормальное, — ответил тот глухим, грустным голосом.

— Нет, кажется, не нормальное, — заметил Мельников. — Нездоровится, что ли?

Нечаев не ответил, еще больше насупился. Живые зеленоватые глаза его потускнели.

— Может, в лазарет подвезти?

— Зачем? Я вполне здоров.

— Тогда идите скорей отдыхать, — посоветовал Мельников, а когда сел в машину, подумал: «Неладное что-то с человеком. Никогда таким не был».

Вечером после осмотра подразделений и доклада командиру полка о их состоянии Мельников заехал домой за рукописью и отправился в гостиницу к Павлову.

Странное чувство овладело им, когда он взял в руки увесистую коричневую папку. Сразу вспомнились экзамены в академии. Вот так же с ученической робостью шел он тогда в экзаменационную комнату. Шел и думал: «Сдам или не сдам?» Подобный вопрос мучил его и сейчас: «Одобрит Павлов рукопись или скажет, как написали из Москвы: туманно, неубедительно и прочее».

У крыльца гостиницы Мельников сказал шоферу:

— Загляните на квартиру к Нечаеву. Может, ему нужна машина.

— Слушаюсь, — ответил Джабаев и, захлопнув дверцы кабины, уехал.

Мельников постоял немного возле ступенек, мысленно подготавливая себя к необычной встрече, потом взялся за ручку двери.

Павлов сидел за столом и читал книгу. Увидев подполковника, встал.

— А-а-а, прошу, прошу! — Он взял у него папку с рукописью, покачал ее в руках, улыбнулся. — Солидно, очень солидно.

— Объем — это еще не все, товарищ генерал.

— А вы сомневаетесь?

— Нет, но все же...

— Не лукавьте, подполковник. Садитесь.

Павлов раскрыл папку, вынул тетради и стал медленно перелистывать их, просматривая заголовки разделав, эскизы, карты. Его длинные пальцы прикасались к страницам бережно. Полистав, он сказал задумчиво:

— Значит, об инициативе и маневренности подразделений?.. Хорошо!.. А вы знаете, ваш Буянов молодец. Он так быстро и организованно вел сегодня свою роту через зону имитированного атомного взрыва, что я просто порадовался. И главное, мои вводные не смутили его. Но почему у Крайнова заминка вышла? — Генерал сделал паузу и, собираясь с мыслями, внимательно посмотрел на Мельникова. — Не кажется ли вам, что движение роты от высоты «Медвежьей» до Крутой балки он свел главным образом к защите людей от действия ядерного оружия и потому притушил несколько темп наступления?

— Да, пожалуй, — подумав, согласился Мельников. — Молодая болезнь, товарищ генерал.

— Пока молодая, но может застареть. — Павлов улыбнулся и снова пробежал глазами по страницам рукописи. — Чувство нового — слишком тонкое чувство. Не каждый сразу овладевает им. Вот вы, например, книгу создали об этом новом, а до другого даже ваши мысли дойдут не сразу. Так ведь? — Он поднял голову. — Если не секрет, скажите, давно писать начали?

Больше часа просидел Мельников у Павлова. Рассказал ему, как зародилась мысль написать книгу, признался, почему отказался от батальона охраны под Москвой и приехал сюда, в степь.

Генерал, слушая, кивал головой, как бы говорил: понятно. Иначе ведь нельзя. Такое дело требует страсти и больших усилий.

Когда Мельников выходил из гостиницы, было уже совсем темно. Над головой горели звезды. Под ногами похрустывало. Молодой ледок на дороге отливал синеватым блеском. Где-то под слюдяной пленкой льда звенели ручьи, звенели тонко и по-разному. И вдруг Мельников с какой-то особой остротой ощутил разлуку с Наташей. Потом подумал о Соболе, который уже, наверное, передал Наташе письмо. Интересно, сумеет ли она отпроситься с работы или нет.

2

Неделю грело солнце, расплавляя в степи снега. Потом вдруг похолодало. С вечера повалили крупные белые хлопья, а к утру разыгрался буран. Опять все вокруг приуныло, сжалось, потонуло в густой снежной сумятице. Люди ждали, что вот-вот утихнет ветер, проглянет солнце и снова придет в степь весна. Но буран не унимался. На седьмые сутки он так разбушевался, что порвал провода, повалил телеграфные столбы. Солдаты не успевали расчищать дороги и плацы.

Перед рассветом Мельникова поднял с постели продолжительный звонок телефона. Дежурный офицер сообщил, что в полку объявлена тревога и что комбатам приказано немедленно явиться к полковнику. «Похоже, затор получился на железной дороге», — подумал Мельников, натягивая шаровары и ловя ногами голенища сапог.

Жогин встречал офицеров, стоя посередине кабинета. Шинель на нем была туго затянута ремнями, отчего полная фигура его казалась довольно стройной. Глаза молодцевато поблескивали.

Мельников уже давно приметил особенность Жогина приобретать необыкновенную воинственность в моменты строевых смотров, на торжественных собраниях и даже при обычных встречах с проходившими в строю подразделениями.

Полковник поглядел на часы, недовольно покачал головой: