Люди в погонах

Вдруг из придорожного ковыля выскочил крупный, с седоватым отливом заяц. Он рванулся было наперерез машине, но перед самой дорогой неожиданно сделал петлю и метнулся в сторону.

— Ого! — воскликнул Мельников и, дав шоферу знак остановить машину, выпрыгнул из кабины. Заяц то скрывался по самые уши в траве, то выныривал из нее и на какое-то мгновение словно повисал в воздухе. «Жаль, что ружье в багаже оставил», — вздохнул подполковник и даже стиснул кулак от досады. А заяц, как нарочно, отбежав немного, остановился на миг, приподнялся на задние лапы, огляделся и устремился дальше все теми же размашистыми ныряющими прыжками.

— Хорош, чертяка, — залюбовался Мельников и еще минуты две глядел вдаль: не мелькнут ли снова на фойе сизого ковыля серая заячья спина и острые уши. Азарт охотника затмил в нем все дорожные волнения. Даже приятный озноб пробежал вдруг по телу. И пустынная неприветливая степь будто ожила сразу, посветлела.

— Значит, охотиться есть на кого? — спросил Мельников, повернувшись к стоявшему рядом Джабаеву.

Тот ответил не задумываясь:

— Хорошая охота, товарищ подполковник. Заяц есть, волк есть. Большой волк.

— Ну, ну, расскажите.

И пока «газик» мчал их до места расположения полка, Джабаев не переставал рассказывать.

В городок въезжали в сумерках. На мосту через речку Джабаев остановил на минуту машину. Оторвав от руля правую руку, он поднял ее и прошептал, таинственно прищурившись:

— Слышите, товарищ подполковник?

Снизу, оттуда, где быстрая вода омывала сваи, доносился тонкий рокот струи. Казалось, кто-то играет на серебряной флейте. Мельников затаил дыхание, чтобы получше расслышать эту необычную музыку. Джабаев опустил руку на руль и сказал улыбаясь:

— Курай поет, хорошо поет, товарищ подполковник.

— Верно, — согласился Мельников. — Занятно выводит. Это что ж, всегда так?

Шофер весело кивнул головой.

— Всегда. Зимой — так, летом — так. Душе весело.

— А вы лирик, Джабаев, — заметил подполковник и подумал: «Интересный, кажется, человек».

За мостом «газик» поднялся на горку, свернул влево и, пробежав длинную аллею невысоких деревьев, остановился у приземистого дома, обнесенного колючей проволокой.

— Штаб полка, — сообщил Джабаев и заглушил мотор.

Возле дежурного по штабу Мельников снял шинель, достал из кармана белый платок, тщательно вытер им лицо, шею, а затем уже пошел представляться командиру.

Когда Мельников зашел в кабинет, полковник Жогин, извещенный дежурным, стоял уже в готовности встретить прибывшего комбата. Его полная, туго перетянутая ремнями фигура выглядела внушительно. На груди выделялись белый ромбик академического значка и две новенькие орденские колодки.

— Здравствуйте, — коротко сказал Жогин и протянул руку вошедшему. — Долго вы ехали, товарищ подполковник. Личное дело ваше раньше пришло.

— Смену ожидал, — ответил Мельников и для того, чтобы подтвердить, что приехал он без опоздания, достал из кармана предписание. Жогин пробежал взглядом по строчкам документа, спросил:

— А семья где?

— В Москве, товарищ полковник.

— У кого там?

— У тещи.

— Квартира хорошая?

— Да, приличная: две комнаты, кухня. В центре города.

Полковник пристально посмотрел в лицо Мельникову:

— Чего же вы не просились в Москву?

— Пытался.

— Ну и что?

— Не получилось.

— Странно. После Дальнего Востока... Так ничего и не предложили?

Мельников повел бровью, подумал, стоит эти вдаваться в подробности, но все же признался:

— Батальон охраны предлагали. Не согласился.

Жогин посверлил комбата настороженным взглядом и снова посмотрел на командировочное предписание.

— Ну, что же, принимайте первый, — вздохнул он. — Учтите, батальон лучший в полку. И спрос, конечно, будет особый. Сами понимаете.

Мельников молчал. Жогин подумал немного и стал говорить о том, на что следует новому комбату обратить внимание в ближайшие дни.

— Боевые стрельбы предстоят, — сообщил он. — Последние в этом году, заключительные. Задачу, полагаю, представляете? Тут самое главное... Словом, все взоры на мишени...

— Понятно, — ответил комбат.

Разговаривая, они продолжали стоять посередине кабинета. Мельникова эта официальность не очень удивляла. За время долголетней службы в армии ему приходилось встречаться с разными начальниками: спокойными и шумливыми, хладнокровными и горячими. Один приветливо усадит на стул, поговорит по душам. Другой ограничится сухой скороговоркой и торопливо бросит: «Приступайте к исполнению служебных обязанностей». Жогин не отличался приветливостью. Зато он всем своим видом и каждым движением подчеркивал безукоризненную подтянутость, и Мельникову это нравилось. В свою очередь, он также старался держаться строго.

К строгости призывала и обстановка в кабинете. Здесь было всего три стула. Один из них стоял у стола и предназначался для командира, другие два — возле стены. «Видимо, на случай прихода старших начальников», — догадался Мельников.

Жогин тоже присматривался к офицеру. Хорошая выправка приехавшего, как видно, понравилась полковнику, и обычная суровость его постепенно таяла. Закончив деловой разговор, он заметил в шутку: