Читаем Люди в погонах полностью

Помкомвзвода поднялся, поправил наброшенную на плеч шинель, сказал глухо, с надрывом.

— Тяжелое оружие зарыть... Выходить из окружения мелкими группами или по одному...

У Мельникова потемнело в глазах. Некоторое время стоял он, соображая, действительно ли были произнесены эти страшные слова. Вспомнил вдруг вцепившегося зубами в траву длиннорукого тамбовца и его злой до хрипоты голос: «Может, другие держатся, головы кладут, а мы...». У Сергея сдавило дыхание. Ему показалось, что руки тамбовца схватили его за грудь к трясут так, будто он, Мельников, тоже виноват в том, что сказал помкомвзвода. «Нет, я не предатель», — прошептали его ссохшиеся губы. Он до боли сжал пальцы в кулаки и вышел вперед.

— Мы не будем зарывать оружие, — послышался его порывистый голос. — Не будем расползаться по норам. Надо сражаться.

Притихшие было люди вдруг ожили, зашевелились:

— Я митинга не открывал! — крикнул помкомвзвода, злобно заиграв желваками скул. — Прошу не забывать, что сейчас я хозяин взвода. Один я имею право решать и приказывать.

Мельников перебил его:

— Ты трус и предатель!

Лицо помкомвзвода налилось кровью, он схватился за автомат, но сержанты стиснули ему руки.

— Сдай оружие! — приказал Мельников и сам выхватил автомат у него из рук. Немного успокоившись, он оглядел присутствующих и сказал негромко, но твердо: — Будем пробиваться, товарищи!

С наступлением темноты взвод двинулся вперед. Новый командир повел его через топкое лесное болото, рассчитывая на то, что противник здесь меньше всего ожидает удара. Люди шли медленно, то погружаясь по пояс в гнилую воду, то путаясь в цепком кустарнике, словно в колючей проволоке. Шли всю ночь, не делая привалов и не зажигая цигарок.

Перед рассветом выбрались из глухой топи и бесшумно, как привидения, ринулись на вражеские окопы. Побросав пулеметы, ящики с патронными лентами, ошарашенные гитлеровцы разбежались. Только потом, когда взвод Мельникова, захватив брошенное врагом оружие и боеприпасы, вырвался в степь, позади несмело заработали вражеские пулеметы. Но стрельба велась наугад: трассирующие пули чертили предрассветную мглу во всех направлениях.

Взвод уходил все дальше и дальше. На следующий день ему удалось разгромить вражескую колонну из пятнадцати автомашин с продовольствием. Потом, уже в сумерках, бойцы внезапно атаковали штаб какой-то мотоциклетной части, расположившейся на ночевку в крайних домиках полусожженной деревни. Подобрались к домикам бесшумно, в упор открыли огонь по машинам и часовым. Охваченные паникой, гитлеровцы бросились в огороды, расползлись по канавам. Подорвав гранатами несколько машин, советские воины скрылись в лесу.

Так, обходя крупные населенные пункты, внезапно нападая на мелкие группы и колонны противника, Мельников прошел со своим взводом более ста километров и недалеко от Смоленска соединился с подразделениями одной из стрелковых дивизий, обороняющих город.

А через неделю после выхода из окружения он был контужен. Два с половиной месяца томился Сергей в госпитальных палатах. До тошноты надоели ему белые халаты. Бывало, выйдет в сад, отыщет в заборе щель, прильнет к ней глазом и смотрит на людей, идущих по улице.

Контузия постепенно проходила. Дольше всего беспокоило Сергея поврежденное ухо. Но к тому времени, когда из госпиталя Мельникова направили в военное училище, он был уже вполне здоров, и медицинская комиссия написала в его карточке заключение: «Годен к строевой службе».

Из училища Сергей вышел младшим лейтенантом. И куда бы потом ни бросала его война: под Курск, на Днепр, в каких бы горячих схватках он ни участвовал, мысли о первых месяцах боев не выходили из головы. Оказавшись после войны в академии, он решил даже написать статью для военного журнала о действиях взвода в окружении. Более месяца сидел по вечерам в читальном зале библиотеки за маленьким столиком. Написал, отнес в редакцию.

В тот же день, когда вышел журнал со статьей, Мельникова пригласил к себе генерал, начальник академии.

— Прочитал, — сказал он деловым Тоном, положив ладонь на открытую страницу журнала. — Статья интересная и полезная. Но знаете? — Генерал задвигался в кресле и озадаченно вздохнул. — Скажу откровенно! Слитком узко решаете тему. Мне кажется, что у вас хватило бы знаний, опыта и умения выйти за рамки взвода, шире разработать проблему боевых действий в условиях окружения. Как считаете?

Мельников задумался. Чувство радости, вызванное вниманием начальника, вдруг сменилось неясным огорчением. Но ненадолго. Генерал посмотрел ему в лицо и улыбнулся:

— Что?.. Сурово критикую?

— Да нет, — рассеянно ответил Мельников. — Я просто хочу понять, разобраться...

— Правильно, — оживился генерал. — Я верю, что вы поймете меня и попытаетесь подготовить работу более широкого плана о действиях подразделений в сложных условиях войны. Может, даже книгу.

Мельников удивленно вскинул голову.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Рыбья кровь
Рыбья кровь

VIII век. Верховья Дона, глухая деревня в непроходимых лесах. Юный Дарник по прозвищу Рыбья Кровь больше всего на свете хочет путешествовать. В те времена такое могли себе позволить только купцы и воины.Покинув родную землянку, Дарник отправляется в большую жизнь. По пути вокруг него собирается целая ватага таких же предприимчивых, мечтающих о воинской славе парней. Закаляясь в схватках с многочисленными противниками, где доблестью, а где хитростью покоряя города и племена, она превращается в небольшое войско, а Дарник – в настоящего воеводу, не знающего поражений и мечтающего о собственном княжестве…

Борис Сенега , Евгений Иванович Таганов , Евгений Рубаев , Евгений Таганов , Франсуаза Саган

Фантастика / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Альтернативная история / Попаданцы / Современная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее