— Вызнаете, майор, что Мельников научными упражнениями занимается? Не знаете? А ведь ходите на его занятия, наблюдаете. Очень красиво получается. Этак он может превратить батальон в подопытного кролика, и вы не заметите. Обратите внимание, майор. Усильте контроль.
— Слушаюсь, — ответил Шатров, не совсем понимая, о каких научных упражнениях идет речь.
Была уже глубокая ночь, а Мельников не спал. Он смотрел на синеватое в темноте окно и старался неторопливо разобраться в том, что произошло на высоте «Верблюд».
Сперва ему казалось, что Жогин отмахнулся от его решения лишь потому, что это решение именно его, Мельникова, а будь оно, к примеру, Соболя или еще чье, все вышло бы иначе. Но тут он вспомнил, как совсем недавно полковник расхвалил его на штурмовой полосе, невзирая на всю злость, вызванную провалом на стрельбах.
«Значит, дело не в том, что решение мое, — поправил себя Мельников. — Значит, все гораздо сложнее».
Тогда он попытался сравнить сегодняшнее поведение Жогина с тем, каким оно было во время осенних стрельб. Правда, события по характеру были различны. Это Мельников понимал. На стрельбах, как известно, полк держал экзамен за целый год, и командиру, естественно, не хотелось, чтобы оценка оказалась плохой. На высоте же было обычное командирское занятие, где можно делать любые эксперименты, не опасаясь за оценку. Почему же все-таки Жогин проявил нервозность? Может, просто спешил закончить занятие? Но не такой у него характер.
Перебирая в памяти факт за фактом, Мельников силился уцепиться то за одну деталь, то за другую. Привыкший внимательно приглядываться ко всему окружающему, он не мог успокоиться, не найдя ответа на возникший у него вопрос: «Как же понять Жогина?»
За стеной чуть слышно подвывал ветер. В незапушенный морозом кусок окна была видна выползавшая из-за облаков луна.
Мельников сразу же представил, как искрится сейчас высота «Верблюд», изрезанная лыжами и окутанная лунной дымкой. Из дымки мгновенно выплыло усатое заиндевелое лицо Григоренко. Точно такое, каким оно было, когда замполит высказывал свое мнение относительно ядерного оружия.
«А ведь он понял меня, — подумал Мельников. — И тогда, после стрельб, тоже понял. И насчет климатологии говорил, как видно, неспроста». Отбросив одеяло, Мельников сел на койке, потом опустил ноги на пол и, не зажигая света, закурил. Луна то скрывалась за облаками, то снова выплывала на простор, и было видно из окна, как в приречной пойме раскачивались тяжелые заснеженные деревья.
Через три дня после офицерской учебы состоялось первое заседание полковой комиссии по рассмотрению рационализаторских предложений. Было принято решение ходатайствовать перед командованием о выделении денежных средств и фотоматериалов для осуществления рядовым Зозулей своего изобретения. Узнав от подполковника Сердюка об этом решении, Жогин пришел в ярость. Он отбросил протокол и закричал, багровея:
— Вы заместитель мой или кто?
Сердюк вобрал в плечи лысую голову и принял выжидательную позу.
— Кто вы, я спрашиваю? — не унимался Жогин. Губы его посинели. Еще минуты две он гремел, потом шумно вздохнул и размашисто заходил по кабинету, возмущенно повторяя:
— Они приняли решение!.. Они решили!.. А:
что же вы, председатель комиссии, там делали?Сердюк ответил нерешительно:
— Ведь два члена комиссии изучали замысел Зозули, товарищ полковник. И вот пришли к выводу...
— Пришли, пришли, — снова загремел Жогин. — А вы там зачем? А моя резолюция? Беспринципный вы человек, подполковник. На поводу у других идете, вместо того чтобы влиять, воспитывать.
Жогин разочарованно махнул рукой и пошел к столу.
— Вы не верите, что изобретение может быть ценным? — спросил Сердюк, постепенно расправляя свои покатые плечи.
— Не задавайте детских вопросов, подполковник. Неужели вы не понимаете, что поощряете нарушителя дисциплины?
— Но Мельников дал ему положительную характеристику.
— Что Мельников? — поморщился Жогин. — Мельникова самого надо воспитывать и воспитывать.
В кабинете воцарилось тягостное молчание. Сердюк долго смотрел на залитое густой краской лицо командира, потом сказал примирительно:
— Вы же, товарищ полковник, можете не утверждать протокол комиссии. Ваше право.
Жогин бросил на Сердюка подозрительный взгляд.
— Ишь какие хорошие! Не утве-ержда-ать! А вы за плечами командира ангелов разыгрывать будете. Все! Можете идти!
Сердюк вышел. Жогин прошагал еще раз по кабинету, потом взял из стаканчика карандаш, медленно постучал им по столу, горько досадуя: «Ну и помощничек. Мельников ему закон, а резолюция командира ничто».
Он бросил карандаш и сел за стол. Хотел перечитать протокол, но не смог. Лицо горело, точно рядом пылала печка. Бесцельно побродив взглядом по витиеватому почерку Сердюка, Жогин откинулся на спинку стула.
В дверь постучали.
— Да, — крикнул полковник.
Зашел Шатров с бумагой в руках.
— Приказ министра, — доложил он, вытянувшись и застыв на месте.