Люди в погонах

Прошло три года. Мальчик немного окреп и стал уже радовать отца своей живостью. Но тут навалилось новое несчастье. Кавбригада стояла тогда в лагерях близ Оки, а семьи офицеров из-за недостатка квартир жили километрах в пяти от лагеря, в большой сельской школе. И вот однажды ночью, когда кавалеристы, вернувшись с полевых учений, легли отдыхать, Жогину вдруг доложили, что горит школа, подожженная кулаками. Ни минуты не раздумывая, Павел Афанасьевич поднял по тревоге эскадрон.

В село Копинки влетели на полном аллюре. Здание еще горело. Люди в медных касках растаскивали баграми пылающие бревна, заливали огонь из брандспойта. Приказав кавалеристам спешиться и тушить пожар, сам Жогин прямо на коне ринулся на поиски жены и сына. Он сразу же подлетел к дому, где помещался сельский совет, стукнул сапогом в ставню, крикнул: «Эй, кто есть!» Вышел старичок сторож. «Где люди из школы?» «По избам ищи, — ответил сторож испуганным голосом. — Все как есть по избам разбежались». И Жогин погнал коня от избы к избе, беспокоя людей своим сильным голосом: «Эй, кто тут есть из школы?» На его зов выходили женщины, но никто из них не мог сказать, где Мария Семеновна.

Больше сотни домов проверил Павел Афанасьевич, пока наконец услышал голос жены: «Паша, Пашенька!» Подбежала, протянула руки и сразу навзрыд, по-женски, запричитала: «Сыночек-то наш, Гришенька, обгорел». У Жогина выпал из рук повод. Ослабевшим голосом он прошептал: «Как это? Где он?» Потом зашел в избу и до боли стиснул челюсти. Сын лежал на широкой лавке с обожженными ногами, дышал прерывисто, громко. Павел Афанасьевич закутал его в одеяло, осторожно взял на руки и погнал коня в районную больницу.

Полгода заживали у Григория раны. Затем стали цепляться другие болезни: скарлатина, коклюш, ангина. После ангины заболело сердце. Все это время Жогин досадовал: «Не повезло мне с сыном». А Григорий наперекор всему поднялся, окреп и даже был принят в артиллерийское училище. И вот он уже в погонах старшего лейтенанта. При встрече Жогин от радости развел руками: «Ну, брат, взял ты свое, взял». Бросалась в глаза подтянутость сына. Шинель на нем сидела, как влитая, без единой морщинки. Сапоги зеркального блеска. Пуговицы горели будто золотые. Словом, одет был со всей уставной строгостью. «Молодец, честное слово, молодец», — сказал Павел Афанасьевич. А когда приехали домой, обнял сына за плечи и, громко чмокнув в порозовевшую от мороза щеку, произнес: «Это за службу».

Сейчас полковник шагал по коридору штаба. Он был в превосходном настроении. Ему бы, конечно, не следовало в такой торжественный момент отлучаться из дому. К тому же до конца учебного дня осталось всего сорок пять минут. Но командир дивизии требовал сведения о выполнении учебных планов и расходования боеприпасов. Задерживать такие документы у Жогина не было привычки.

Заглянув в комнату начальника штаба, полковник спросил необычно мягким голосом:

— Ну как, майор, все готово?

— Минут через десять, — ответил Шатров, поднявшись из-за стола и вытянув руки. Жогин кивнул и прошел в свой кабинет. Едва он успел раздеться, как появился подполковник Соболь. Обычно румяное лицо его на этот раз было красным, вероятно, от быстрого движения. Он стукнул каблуками, выпрямился и сказал с подчеркнутым уважением:

— Разрешите, товарищ полковник, поздравить вас по поводу встречи с сыном.

Жогин посмотрел на Соболя, подумал: «Уже знает. Вот проворный человек». И, улыбнувшись, ответил:

— Да, приехал. Спасибо.

Соболь тоже улыбнулся, заметив при этом:

— Своих детей не имею, товарищ полковник, но вполне понимаю ваше чувство. Божественнее этого чувства ничего нет на свете.

— Верно, — согласился Жогин и, помолчав, добавил: — Вот женитесь, тогда испытаете сами.

— Собираюсь, — сказал Соболь, довольный тем, что разговор складывается как нельзя лучше. — Письмо на днях получил от девушки. Приглашает приехать. Вот и зашел, товарищ полковник, попроситься в отпуск.

— Да вы еще в прошлом году собирались.

— В прошлом не получилось, а теперь постараюсь. — Говорил он таким убедительным тоном, что Жогин смягчился еще больше и начал вслух прикидывать, когда удобнее отпустить Соболя: сейчас или через месяц, как намечено по плану.

— Через месяц поздно, товарищ полковник, — старательно упрашивал Соболь. — У нас ведь сговор. Хотя бы через неделю выехать.

Жогин в усмешке скривил губы:

— Сговор! Ох вы и выбрали момент прийти ко мне. Подкараулили… Ладно, поедете через неделю. Готовьтесь. Только с изучением техники офицеров своих подтяните. Чтобы никаких пропусков. Поняли?

В кабинет зашел Шатров с приготовленными документами. Соболь еще раз щелкнул каблуками, спросил у полковника:

— Разрешите идти?

— Идите, — кивнул Жогин и, усевшись за стол, начал подписывать бумаги. Подписывал он, к удивлению Шатрова, без придирок и замечаний. Время от времени даже хвалил:

— Ну что ж, хорошо… И это правильно…

Когда с документами было покончено и Жогин собрался уходить, пришел Григоренко, спросил:

— А на заседании партийного бюро не хотите присутствовать?