Люди в сером

Мы — то, что о себе думаем, так его учили в детстве. Если в глубине души ты чувствуешь себя слабым и беспомощным, то, какими бы сильными ни были твои мышцы, в схватке за жизнь ты — пустое место. Чтобы выжить, надо верить, что ты — несокрушимая машина, способная справиться с любыми препятствиями. И тогда это убеждение становится явью — и для тебя самого, и для окружающего мира.

И Брук верил.

— Лежать! — кричали сержанты. — Мины!

Крики эти проносились мимо, странно замедленные и гулкие, слышимые будто из-под воды. Тем временем Брук шел вперед. Как ему казалось — слишком медленно. На самом деле он двигался так быстро, что после по лагерю ходили слухи, будто бы его тело скользило, не касаясь земли. Струйка крови холодила ему шею.

Казалось, тело его само знало, что нужно делать. Он действовал не размышляя, подчиняясь одному лишь инстинкту. Некогда думать, некогда оценивать, прав ты или нет. Словно святой по воде, он беспрепятственно промчался по напичканному смертью полю и опустился на колени перед оглушенным Глазером. Глаза солдата закатились, трава вокруг него была забрызгана кровью. Из месива костей и обрывков плоти на развороченных ногах толчками выплескивалась алая жидкость.

Время продолжало демонстрировать чудеса гибкости. За какие-то несколько секунд Брук успел разорвать упаковку карманной аптечки, достать жгут, перетянуть ниже колен черные от крови штанины, прямо через форму вкатить целый шприц обезболивающего, а потом сорвать с лица раненого пыльную тропическую маску и поднести к его губам флягу.

Взгляд Глазера приобрел некоторую осмысленность. Он шумно глотнул и закашлялся. Вода заструилась по его грязному подбородку.

— Глотай, мать твою! — прикрикнул Брук. — Хочешь, чтобы движок остановился? Пей!

Глазер вяло мотал головой. Он все пытался приподняться и посмотреть на свои ноги, но Брук удерживал его, положив руку на грудь.

— Не дрейфь, кудрявый, — успокаивающе бормотал он. — Скоро будешь как новенький. Слышал, что на занятиях говорили? Жетон не потерял? Ну и славно. Ты пей, пей! Вот так. Давай еще. Полегчало? А теперь расслабься. Все будет нормально. Я тебя вытащу. Слышишь? Расслабься.

— Это ты, Фермер? — слабым голосом спрашивал Глазер. — Слышь, Фермер, что это со мной? Куда меня, а?

— Ерунда, — отвечал Брук. — Простая царапина. Ты, главное, не парься, земляк. Все будет хорошо.

Свободной рукой он прижал к окровавленной шее пластинку простенького армейского коммуникатора, выданного на призывном пункте вместо своего прежнего, снабженного мощным вычислительным блоком.

— Всем, кто меня слышит! Санитаров на периметр, шестой сектор, срочно! Шок, травматическая ампутация ног, большая кровопотеря!

Говорить было неудобно — каждое слово тревожило ранку на подбородке.

— Третий пост, вас понял, вызываю медиков! — отозвался незнакомый мальчишеский голос.

— Второй пост, вижу вас! Оставайтесь на месте! В лагере взревела сирена.

Потом он присел на корточки и приподнял тяжелое, будто свинцовое, тело. Пыхтя, он бормотал что-то успокаивающее, нес какую-то бодрую чушь — в первые минуты после ранения человек шокирован; он ощущает себя покинутым и часто замыкается на своей боли, такие умирают от самых пустяковых ран — организм просто перестает сопротивляться. Поэтому необходимо говорить, заставлять бедолагу слушать, не давать ему скатиться в черную яму безысходности. Брук хорошо помнил говорок их работника, который острым, как бритва, ножом, пластал его плечо, вырезая впившуюся под кожу плеть паутины. Помнил боль, настолько сильную, что кажется, будто ее можно пощупать руками, помнил вид собственной плоти, которая на глазах наливается краснотой и опухает, помнил омерзительное шевеление в разверстой ране…

Краем глаза он увидел, как из травы поднимается Санин. Остальные, в том числе и герой войны Вирон, продолжали лежать, с опаской наблюдая сквозь частокол травинок, как Брук, пошатываясь, тащит на себе оцепеневшего Глазера. Каждую секунду он ожидал нового взрыва, всплеска пламени, удара шрапнели, или, что хуже всего, дождя из брызг нано-взвеси, после которого вся органика в радиусе поражения превращается в сухую пыль.

Пока он под рев сирены топал по извилистой тропинке к проходу в спиралях, у бетонных бункеров уже собралась порядочная толпа. Люди раздались в стороны и образовали круг, когда он ступил на хрустнувший щебень. Санитары разложили на земле носилки. Брук осторожно опустил Глазера и принялся помогать пожилому круглощекому унтеру с красным крестом на рукаве подсоединять трубки и провода реанимационного комплекса. То и дело он сталкивался руками с сухими ладонями медика. Руки унтера дрожали от волнения.

— Здесь что, нет настоящих врачей? — сипло поинтересовался Брук.

— Все офицеры в городе, — отвечал медик. — Эту иглу сюда. Прижимай вот здесь. Теперь капельницу. Синяя трубка. Нет, не эта. Теперь кардиостимулятор. Или нет, сначала болевую блокаду. Манфред, какого черта ты ждешь? Срежь эти тряпки!