Люди в сером

Что ему привиделось в припорошенных пылью кожаных диванах, в вазе из редкого костяного фарфора, в вымпеле Объединенных сил или в спортивных кубках, красовавшихся в шкафу красного дерева, не знал никто, включая самого Краснова. Но все перечисленное, как и многое другое, что уцелело после таранного удара броневика, показалось ему чем-то непривычным, а значит — опасным. Проявив недюжинную свирепость, голый капрал вдребезги разнес шкаф со спортивными трофеями, размолотил прикладом дорогую вазу с цветами, перевернул и распорол кресло командира батальона, а затем выбил дверь в кухню, где с дикими криками принялся расстреливать ни в чем не повинные котлы и шкафы с посудой, в то время как перепуганный повар-контрактник прятался в гардеробе, сжимая в руке топорик для разделки мяса. Глаза повара были закрыты, и даже когда заряд картечи проделал в стенке шкафа над его головой дыру, в которую можно было легко просунуть баскетбольный мяч, несчастный не переставал жмуриться, наивно полагая, что если он не видит чудовище, громящее кухню, то и чудовище не увидит его.

В довершение разгрома капрал бросил в морозильник для мяса осколочную гранату, перезарядил дробовик и, выбив оконную раму, исчез в ночи. Вскоре громоподобные выстрелы из его оружия доносились уже из спортзала, где Краснов палил по своим отражениям в настенных зеркалах. Истратив последние боеприпасы, он в качестве отвлекающего маневра выпустил струю огня в тренажер для отработки приемов рукопашного боя и в отсветах пожара бросился на поиски припрятанных на черный день патронов. Капрал был свято уверен, что этот решающий день, точнее, ночь, уже настал.

Прошло не меньше десяти минут после того, как Краснов убрался из столовой, прежде чем повар решился выбраться из шкафа. В темноте он поскользнулся на осколках посуды и шлепнулся в лужу разлитого масла, — лишь после этого он осознал, что остался в живых. Когда же в свете фонарика перед ним предстала картина ужасного разгрома, повар воздел руки и потряс кулаками в бессильной ярости.

Глава 48

Встреча бронированной машины с антеннами на крыше командного бункера не прошла бесследно: вживленные боевые системы, перестав получать указания из центра управления, перешли в автономный режим. Происходило это по-разному. Кто-то из бойцов получил рекомендации укрыться и ждать подкреплений, кто-то — удерживать позиции, а кое-кому и вовсе порекомендовали провести контратаку под прикрытием темноты и закрепиться в бункерах на внешнем периметре. Солдаты с бледными от страха лицами выползали из траншей и перебегали по направлению к проволочным заграждениям, беспорядочно паля в темноту. Им навстречу, также отстреливаясь от невидимого врага, ползли отступающие защитники периметра. Пули с треском вгрызались в мешки с песком. Головы солдат разрывались от противоречивых команд, изрыгаемых охрипшими сержантами. Эфир переполняли призывы о помощи и крики раненых.

Среди этого броуновского движения оставшиеся без управления механические часовые бросили стрельбу по опушке и переключились на извечных своих конкурентов — воздушных наблюдателей и корректировщиков. Небо осветилось бледными вспышками — и десятки маленьких механических птиц прекратили свое существование, осыпавшись вниз дождем невесомых осколков. Лишившись последнего преимущества — возможности ориентироваться в темноте, боевые системы защитников лагеря оказались не полезнее песка в пустыне. Сотни солдат одновременно превратились в слепых котят.

А в это время группа сержантов, возглавляемая Саниным, где бегом, а где ползком пыталась пробиться сквозь хаос к командному бункеру.

Где-то рядом простучала длинная очередь. Пули взметнули гравий дорожки и с визгом разлетелись от бетонной стены. Безоружные сержанты дружно бросились на землю.

— Эй, кто там! — крикнул Санин, узнавший звук армейского карабина. — Здесь свои!

Ему никто не ответил.

— Почему не стреляют минометы? — спросил юный сержант Грамс, которого, после двух литров крепкого коричневого портера, распирало желание поговорить. Необстрелянному сержанту все было в новинку — мечущиеся тени от осветительных ракет, заполошные крики, запах взрывчатки… В розовой дымке, окутавшей его мозги, все происходящее казалось военной игрой — таинственной и романтичной. Ах, эта непередаваемая неразбериха ночного боя…

— Они не знают, куда, — сквозь зубы ответил Санин. — Какая-то сволочь сбивает воздушных наблюдателей.

Он указал рукой в небо. Как раз в этот момент бледная вспышка, едва различимая на фоне осветительных ракет, возвестила о печальной судьбе еще одного летающего робота.

— Это автомехи, — заключил словоохотливый Грамс. — Страсть как не любят беспилотников. Соревновательный рефлекс. Заложен на подсознательном уровне.