Люди в темные времена

Когда пьесу впервые сыграли – в начале тридцатых в Берлине, – она вызвала всеобщее негодование. Сегодня мы понимаем, что в своей пьесе Брехт сказал лишь ничтожную часть страшной правды, но в то время – за несколько лет до московских процессов – это понятно не было. Те, кто уже тогда – и внутри и вне партии – были убежденными противниками Сталина, возмущались тем, что Брехт написал пьесу в защиту Москвы, тогда как сталинисты яростно отрицали, что хоть какие-то наблюдения этого «интеллигента» соответствуют фактам русского коммунизма. Никогда Брехт не получал меньше благодарности от своих друзей и товарищей, чем с этой пьесой. Причина очевидна. Он сделал то, что всегда делают поэты, если дать им волю: он сказал правду – по крайней мере, ту часть правды, которую тогда мог увидеть тот, кто хотел видеть. Ибо простой фактической правдой было то, что невинных людей действительно убивают и что коммунисты, хотя и не перестали сражаться с врагами (это случилось позже), уже начали убивать своих друзей. Это было только начало, которое большинство еще извиняло как эксцесс революционного энтузиазма, но Брехт был достаточно умен, чтобы увидеть в этом безумии метод, хотя он, разумеется, не предвидел, что те, кто будто бы работает ради Рая, уже начали строить Ад на земле и что нет такой гнусности или измены, которую бы они не были готовы совершить. Брехт показал правила, по которым ведется адская игра, и, конечно же, ждал аплодисментов. Увы, он упустил маленькую деталь: ни намерениям, ни интересам партии отнюдь не отвечало высказывание правды – тем более одним из ее самых известных приверженцев. Напротив, с точки зрения партии задача состояла в том, чтобы обмануть мир.

Перечитывая пьесу, вызвавшую когда-то такое возмущение, начинаешь сознавать, какие страшные годы отделяют нас от времени, когда она была написана и впервые поставлена. (Позже, в Восточном Берлине, Брехт ее не возобновил, и насколько я знаю, она не ставилась и в других театрах; правда, несколько лет назад она пользовалась странным успехом у американских студентов.) Когда Сталин готовился уничтожить старую гвардию большевистской партии, то поэтической интуиции оказалось достаточно, чтобы понять, что в ближайшее десятилетие лучшие элементы движения будут убиты. Но то, что действительно случилось – и сегодня уже почти позабыто, заслоненное еще более мрачными ужасами, – рядом с предвидением Брехта – как настоящая буря рядом с бурей в стакане воды.

V

Для моей цели – то есть для изложения тезиса, что реальные грехи поэта караются богами поэзии, – «Принятые меры» – очень важная пьеса. Дело в том, что с художественной точки зрения это вовсе не плохая пьеса. В ней есть замечательные стихотворные вставки, в числе которых «Рисовая песня» – заслуженно знаменитая – ее четкие, ударные ритмы звучат очень неплохо даже сегодня:

Weiss ich, was ein Reis ist?
Weiss ich, wer das weiss!
Ich weiss nicht, was ein Reis ist
Ich kenne nur seine Preis.

Weiss ich, was ein Mensch ist?
Weiss ich, wer das weiss!
Ich weiss nicht, was ein Mensch ist
Ich kenne nur seine Preis[263].

Несомненно, пьеса защищает – и вполне серьезно, а не издевательски и не с саркастической серьезностью Свифта, – вещи не то что безнравственные, но невыразимо отвратительные. И все же тогда поэтическая удача Брехта не покинула, потому что он все еще говорил правду – отвратительную правду, с которой он ошибочно пытался примириться.