Люди Волка

— И научи этого мальчика, как быть с видениями, которые роятся у него в голове. — Обрубленная Ветвь ткнула пальцем в Бегущего-в-Свете. — Он с ума сойдет, если не научиться в них разбираться.

Сердце его вздрогнуло, когда он встретился глазами с Цаплей. Пламя, которого он не понимал, прожгло его до печенок.

— Ты больше не Бегущий-в-Свете, ты знаешь это?

— Да, — озабоченно сказал он. — Теперь знаю.

Следующей ночью он, смущенный, растерянный, сидел перед костром Цапли. Легкие отблески огня ложились на стены чума. А из углов на него недоверчиво смотрели черепа, словно сомневаясь в его решимости. Он сидел, упершись подбородком в колени, и слушал старую колдунью. Уже три часа слушал он ее, но мало что понимал. С другой стороны костра молча сидела Обрубленная Ветвь, занятая приготовлением освежеванного зайца к обеду.

— Волшебство? Его полно в мире. Но это не то, о чем ты думаешь, — говорила Цапля. — Я не могу заставить камень двинуться с места. Я не могу вдохнуть жизнь в мертвеца. Есть законы, на которых держится мир. Они исчезнут — и он распадется. Сновидец должен проникнуть внутрь мира, дать ему поглотить себя и исчезнуть в нем. — Она закинула голову, сурово поглядев на него:

— Ты меня слушаешь?

— Да.

— Как ты думаешь, что случилось, когда ты позвал животных и они пришли на твой зов?

— Они услышали, как я зову их, и…

— Не правильно. — Цапля склонилась к нему и тяжело уставилась ему прямо в глаза.

— Что тогда?

— Они не тебя слышали. Они слышали свой собственный голос, звавший их умереть.

— Что ты хочешь сказать? — растерянно спросил он, вороша пламя длинным прутом.

— Я хочу сказать, что первейшее правило всякого волшебства, всякого Сна — это что все есть Единая Жизнь. — Быстрым и резким движением она подбросила в огонь еще один кусок дерева. Поднялись искры.

Она ждала от него какого-то ответа, но мысли его совершенно смешались. Ему нечего было сказать.

— Продолжай, — только и произнес он.

— Ты видел, как мать кидает камнем в Дедушку Белого Медведя, если он хватает одного из ее детей? Он кивнул.

— Зачем она делает это?

— Чтобы спасти свое дитя.

Цапля раздраженно плюнула в огонь:

— Великий Мамонт, конечно же нет! Бегущий-в-Свете опустил голову. Что у нее на уме? Он задумался.

— Я не… не понимаю.

— Она делает это, чтобы спасти себя.

— Но ведь Дедушка Белый Медведь схватил ее ребенка!

— Ребенок — это и есть она сама, — возразила Цапля. — Люди иногда прикасаются к Единой Жизни, когда чувствуют себя неразрывно связанными с другими людьми или с местом. В этом-то все и дело. — Она широко развела руками и кольнула его своим пронзительным взглядом. — Потому-то и карибу пришли к тебе. В какое-то мгновение ты прикоснулся к Единому, и, когда ты попросил их прийти и отдать себя на съедение людям, они услышали свой собственный голос и пошли на него.

— Но если есть Единая Жизнь, почему же не все чувствуют это? Почему не каждый может соприкоснуться с ней?

Цапля окинула взглядом пещеру, наконец-то заметив Обрубленную Ветвь, которая тихонько сидела в уголке и жарила мясо.

— Чтобы что-то понять, надо выбрать верную дорогу. Люди сами мешают себе видеть Сны своим неверием, они закрывают свои души Единому и не слышат его голоса. Если они прислушаются к себе, они услышат его, но человеку мешают стены, которыми он сам себя окружил. Так происходит с большинством. Истина слишком тяжела. Люди предпочитают занимать себя ничтожными заботами, болтовней, сведением счетов.

— Но ведь люди отличаются от других тварей! — возразил Волчий Сновидец, задумчиво сплетая пальцы. — Никто больше не умеет пользоваться копьями для охоты. Или разводить огонь…

Цапля дотянулась до побелевшего от времени черепа, стоявшего у стены:

— Вот этот человеческий. Она взяла другой череп:

— А этот медвежий. У обоих есть зубы, у обоих одинаковые кости… Только разной формы. Два глаза. Видишь? Один нос. Сними с медведя шкуру, и он будет совсем как человек. И у ног кости одинаковые. В общем, у животных все более или менее одинаковое — только кости разной формы, да еще у одних есть меховая шуба, а у других, как вот у людей к примеру, — нет. У тебя есть ногти. А у медведя — когти. А у карибу — копыта. Но это — мелочи. А по сути, разницы никакой нет.

При этих словах лицо Обрубленной Ветви загорелось.

— Есть сказание, — прошептала она, — что все твари земные сотворены были в один час из одной звездной пыли. Отец Солнце бросил нас с неба на землю и вдохнул в нас жизнь. Люди были самыми слабыми из всех. Отец Солнце забыл дать нам меховую шубу. Но карибу разрешили нам надевать на себя их мех и есть их мясо. Это был их дар братьям. У нас нет клыков, как у мамонтов. Но нам дарованы были руки, чтобы мы сделали себе оружие.

— Я помню, Бабушка, — кивнул Волчий Сновидец. Цапля ткнула пальцем ему в лицо:

— Помнишь? Какая же именно твоя часть помнит? Он указал на свой живот:

— Печень. Я…

— Ба! — возмущенно воскликнула она, рубанув пальцем воздух. — Я знаю, что Народ верит в это, но это не правда. Это мозги твои помнят — и Сон.

— Почему ты так думаешь?

Она подалась вперед, недовольно поджав губы: