Читаем Люди возле лошадей полностью

Ливен состоял в родстве со Стаховичами, семья, в которой зародился сюжет «Холстомера», воплощенный Толстым. Но приезжать А. А. не приезжал. Так и не дожил, чтобы прийти на Страстной бульвар, где ныне под нашими окнами проходят протестные толпы, и потребовать назад свой бывший мой дом.

Мы переписывались, даже открытка дошла, хотя торговый индекс поставлен вместо адреса, но адресат указан, а где надо, знали, кто с кем переписывается:

Дмитрию. Цена без конверта четыре копейки.

О встрече с Ливеном я по возвращении рассказал соседке, их бывшей экономке. Старушка вспомнила, как ей пророчила графиня, «Бабушка Ливен», на полотне запечатленная Серовым. Отправляясь в отъезд, бабушка кастеляншу предупредила: «Ничего у вас не получится!». Записывая рассказ, я испытывал, по Бахтину, чувство амбивалентное: «Не получится»? Как будто у них получилось! И тут же спрашивал себя, неужели невозможное возможно. Немыслимые мысли отгонял, а теперь не выходят у меня из головы предсказание Бабушки Ливен и пророчество мистера Форбса.

«Не делай пешком ни шага, если можно ехать верхом».

Из ковбойских заветов.

За океаном моим первым желанием было увидеть ковбоев и как по заказу мне достался ещё один подарок судьбы. Владевший сетью товарных путей и обратившийся в нашу сторону железнодорожный магнат у себя в стране на политические упрёки отнекивался, отвечая, зачем он связался с нами: «Я простой сельский парень». И в подтверждение своих слов на ферме разводил бычков.

Тройку мы сдавали управляющему фермой, звали его Труман, по-русски Правдин, натуральный Клинт, объездчик из «Дымки». В доме у Трумана я, как вошел, увидел книгу ковбоя, первое издание, до сих пор не вышедшее из печати. Понятие обратное тому, какое бытовало у нас. У нас, выпустив книгу, рассыпали набор и книга больше не печаталась. На Западе, если есть спрос, держат книгу в печати, подпечатывая тиражи, из печати книга не выходит. Не вышел, например, Шекспир, до сих пор его пьесы нередко так и тиражируют со старых матриц, с опечатками неисправленными.

Наших рысаков по приезде поставили в открытых стойлах, боксах, а на дворе январь. Ковбой говорит: «Мы со временем переведем их в стойла получше». Обещание «со временем» прозвучало песней слишком знакомой, я про себя удивился: «Куда мы попали? И это Америка?». Отлучился в туалет, вернулся, хотел взглянуть, как чувствуют себя наши жеребцы, а боксы пустые. «Я же сказал, переведем» – объяснил Труман. «Вы сказали со временем!» – «А несколько минут не время?» – получил я первый урок американизма.

«Эх тройка, птица тройка, кто тебя выдумал».

На другой день рысаки, с настоя, взяли на унос. Доктор, сидя с Труманом у меня за спиной, кричал: «Переводи же ему! Переводи!» Иными словами, проси о помощи, чтобы тройку удержать. Перевести я не успел, пролетка опрокинулась и меня постигла участь Ипполита, как у Расина (в переводе М. Донского):

Помчались скакуны по рытвинам и скалам…Держался Ипполит, но вдруг – сломалась ось!Разбилась вдребезги о камни колесница.Запутался в вожжах несчастный Ипполит.

Лошади волокли меня по земле, я тянул на себя две из четырех вожжей, но развязался гуж, качнулась дуга, и коренник фактически освободился от упряжки. Остался я лежать на обочине, а надо мной, как в кинофильме Ильенкова «Тени забытых предков», пронеслись кони, только не стрелы огненные, а темные тени. Откуда-то возник стремительный автомобиль с надписью-молнией «Шериф», с ревом и риском он понесся наперерез потоку машин и лошадей. Все кто был на ферме очутились верхом и тоже полетели стремглав, соперничая с автомобилями. Всех опередил местный паренек по имени Фред. Сидя не в седле, а за рулем, он поставил поперек шоссе свой эс-ю-ви, мини-автобус. Лошади, волоча разбитый экипаж, оторвали у автомобиля бампер, но замедлили ход и выскочивший из кабины Фред повис у них на удилах.

Лежа на обочине, я сообразил: тройка выражала идею, усвоенную со школьной скамьи: «Птица-тройка… сам летишь и всё летит…»

«Нужны бега лошадей, а не гонка вооружений».

Ирвинг Радд.

Чинить пролетку, у которой отвалился передок, взялись амиши, сектанты, соблюдают омовение ног, не признают завоеваний цивилизации, электричеством и бензином не пользуются, но умеют работать руками. Пока амиши ладили пролетку, «Папа Сайрус» (прозвище Итона) отправил нас с доктором осматривать, какие конские породы есть в Америке. Остановились на ипподроме под Нью-Йорком, поместили нас в ближайшую гостиницу. Чтобы оправдать затраты на наше содержание, отвечавший за рекламу ипподрома Ирвинг Радд, рекомендуя меня, объявил: «Один его дед стоял у истоков русской авиации вместе с Игорем Сикорским, другой дед устраивал русскую революцию с Керенским».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии