Во-первых, представители всех политических направлений сошлись на формуле «земля – на ней трудящимся» (некоторые формулировали – «крестьянам», что не точно, т. к. крестьянского сословия, как и прочих, нет ни в СССР, ни в Зарубежье).
Сторонников возврата земли дореволюционным крупным землевладельцам не нашлось. Следовательно, сказка о реакционных вожделениях «дворян-монархистов» бесповоротно разбита. Их в Зарубежье нет.
Во-вторых, прозвучало несколько голосов, ратующих за сохранение колхозов в той и или иной форме. Голосов этих было немного, и по характеру высказываний ясно от кого они исходили. Этими сторонниками колхозного крепостничества были: 1) социалисты, 2) паразитарные интеллигенты, питавшиеся за счет колхозов и 3) городские обыватели, боящиеся того, что раскрепощенный колхозник, потребовав за свой труд реальных ценностей, оставит их без хлеба, т. е. тоже потенциальные паразиты.
Сопоставим обе концепции и сделаем вывод. Он ясен. Крестьянской земельной собственности в новой России угрожает опасность не со стороны монархистов и правых (а тем более несуществующих помещиков), а со стороны «левых» направлений главным образом, со стороны социалистов и примыкающих к нам «демократических» групп[179]
. Солидаристы по окончании дискуссии видимо были принуждены пересмотреть свою программу и отказаться от социалистической по духу «функциональной» собственности, но социалисты этого не сделали. Они и не могли этого услать, ибо все многочисленные разветвления отдельных сторонников социалистических доктрин стремятся в конечном счете к обобществлению средств производства и земли, расходясь лишь в тактике осуществления проблемы, темпах и сроках.Лозунг «земля – крестьянам» принят и коммунистами, и на основе практики его колхозного осуществления становится ясным, что одна эта формула, без дальнейшего разъяснения ее, является лишь агитационной демагогической фразой, служащей в устах социалистов камуфляжем пролетаризации крестьянства, иначе говоря, его закабаления социалистическим государством.
Какой же тип государственного строя способен наиболее крепко охранить права собственности трудящихся на обрабатываемую ими землю, защитить их от порабощения социал-коммунистами?
Мы, «новые», исколесив в наших невольных скитаниях многие страны Западной Европы, смогли присмотреться к жизни крестьянина в них и сделать свой вывод; крестьянское хозяйство наиболее крепко и зажиточно там, где государственный строй еще сохранил монархический принцип, где этот принцип сдерживает вожделение социалистов, даже пришедших к власти (Бельгия, Дания, Голландия, Скандинавия); в странах же с республиканской формой правления экономический уровень крестьянства снижается (Франция, Италия). Разгадка этого в том, что мощные социалистические партии европейских республик, лишенные сдерживающего их надпартийного регулятора – монарха, действуя в своих партийных интересах, перекладывают бремя расшатанной войной экономики на плечи крестьянства, облегчая тем промышленный пролетариат и служилую (чиновничью) интеллигенцию – свою главную опору. Это подтверждается тем, что в большинстве стран Западной Европы основные массы крестьянства не поддерживают социалистических партий, а образуют свои или входят в католические.
Эта ситуация, ярко вырисовывающаяся в современной Западной Европе, дает право утверждать, что монархический принцип в становлении Новой России будет тесно связан с правом земельной собственности трудящихся, что первый станет наиболее мощным защитником второго, и второй, в свою очередь, станет наиболее твердой опорой первого, что цель, связывавшая на протяжении веков русского Царя и российского (без пламенных различий) крестьянина, – неразрывна и в грядущей свободной России.
Бросая взгляд на прошлое нашей страны, мы видим, что, вопреки всем демагогическим выкрикам русских «прогрессистов», русский Царь, бывший «первым дворянином» в период корпоративной службы государству дворянского сословия, никогда не был «первым помещиком». Подтверждений этому – множество: свободный труд «государственных крестьян» в период крепостничества; проведенная монархом при оппозиции помещиков реформа 1861 г.; успех крестьянской реформы Столыпина при яростном сопротивлении левых из Думы.
На основе этих неоспорных фактов тесной и неразрывной связи Царя и Мужика, много вернее было бы назвать Русского Монарха – Первым Крестьянином Российской Империи.
Сторонники успокоения на содержательной по своей неопределенности формуле «земля – крестьянам», которой успешно пользовались «левые» для разрушения Российской Империи, умышленно или по недомыслию оставляют в тени еще один вопрос чрезвычайно важный при решении проблемы земельного устройства новой России – ее малоземелие.