«…Русская интеллигенция есть совсем особое,
«…Русская интеллигенция всегда стремилась выработать себе тоталитарное, целостное миросозерцание, в котором Правда-Истина будет соединена с Правдой-Справедливостью. Через тоталитарное мышление оно искало совершенной жизни, а не только совершенных произведений философии, науки, искусства…»
«…Раскол, отщепенство, невозможность примирения с настоящим, устремленность к грядущему, к лучшей, более справедливой жизни – характерные черты интеллигенции».
«…30-е годы были у нас годами социальных утопий. И для этого десятилетия характерна некоторая экзальтированность».
«…Когда во вторую половину XIX века у нас окончательно сформировалась левая интеллигенция, то она приобрела
«…Родоначальником русской интеллигенции был Радищев, он предвосхитил и определяет ее основные черты».
«…Интеллигенция не могла у нас жить в настоящем, она жила в будущем, а иногда в прошедшем».
Бердяев в «Русской идее» так характеризует основную идею русского атеизма, которым было заражено большинство интеллигенции:
«Бог – Творец этого мира, отрицается во имя справедливости и любви. Власть в этом мире злая, управление миром дурное. Нужно организовать иное управление миром, управление человеческое, при котором не будет невыносимых страданий, человек человеку будет не волком, а братом».
«Пестеля можно считать первым русским социалистом; социализм был, конечно, аграрным. Он предшественник революционных движений и русской интеллигенции».
Очень верны оценки Белинского, которые делает Н. Бердяев:
«Белинский – одна из самых центральных фигур в истории русского сознания XIX века». «Он первый разночинец и типичный интеллигент».
«…Белинский решительный идеалист, для него выше всего идея, идея выше живого человека…»
«…Белинский говорит про себя, что он страстный человек, когда ему в голову заберется мистический абсурд».
Это можно сказать про всех русских интеллигентов, начиная от Радищева до Дзержинского и Берии.
Белинский написал: «Я начинаю любить человечество по-маратовски; чтобы сделать счастливою малейшую часть его, я, кажется, огнем и мечом истребил бы остальную».
Комментируя это жуткое признание утописта Белинского, Бердяев пишет:
«…Белинский является предшественником русского коммунизма, гораздо более Герцена и всех народников. Он уже утверждал большевистскую мораль».
«Под конец жизни, – пишет Бердяев, – у Белинского выработалось совершенно определенное миросозерцание, и он стал представителем социалистических течений второй половины XIX века. Он прямой предшественник Чернышевского и, в конце концов, даже русского марксизма». Таков был человек, который вместо Пушкина стал властителем дум пылкой русской молодежи.
Н. Бердяев не является дилетантом в области истории развития марксизма в России. В молодости Н. Бердяев сам увлекался марксизмом. Поэтому когда он зачисляет неистового Виссариона в родоначальники большевизма, и основатели моральной «Чека», мы должны верить.
Н. Бердяев говорит жестокую правду. И в своем взгляде на Белинского как на основоположника моральной «Чека», он вполне сходится с другим знаменитым русским философом наших дней, с Сергеем Франком.
Белинский является выдающимся пророком русского социального утопизма, выдающимся сторонником злого добра.
Утверждения Н. Бердяева, что русская интеллигенция представляет собою особый орден, разделяют и наши другие видные представители русской интеллигенции.
Особым духовным орденом, а отнюдь не русским образованным классом считал русскую интеллигенцию и И. И. Бунаков-Фондаминский[236]
. Однажды он сделал в Париже даже специальный доклад «Русская интеллигенция как духовный орден». Основную идею этого доклада можно понять из следующего возражения, которое сделал В. Злобин[237] И. Бунакову:«И. И. Бунаков в своей речи о русской интеллигенции, как о духовном ордене, исходит из положения, что русская интеллигенция и русский народ – как бы два разных, духовно друг с другом не сообщающихся мира. И хотя оратор прямо своего отношения к этой разобщенности не высказывает, однако, ясно, что ничего рокового он в ней не видел и не видит. Напротив, она ему кажется естественной и необходимой, она обуславливает существование ордена. Он мог существовать, только соблюдая известную внутреннюю дистанцию между собой и народом».
Мережковский тоже считал, что русская интеллигенция – это особый духовный орден, но он не считал орден таким замечательным, как И. И. Бунаков.
Отвечая И. И. Бунакову, Мережковский говорил: «Действительно ли русская интеллигенция есть такой величественный духовный орден?».
Д. Мережковский считал, что русская интеллигенция чужда русскому национальному духу. «И нет ли, – спрашивал он, – между русской интеллигенцией и русским духом несоизмеримости?».
Другой виднейший представитель русской интеллигенции проф. Г. Федотов в статье «Трагедия интеллигенции» писал: