Инги многое слышал о древней стране Уагаду и её повелителях, великих гана, чья власть простиралась когда-то от реки Нил до гор Атласа. Половина легенд страны чёрных была про Уагаду, и гриоты начинали петь о героях и духах словами: «Было это в великой стране скота и пастбищ, могучей золотом, в дни прадедов и их силы». Где та сила теперь? По стенам змеятся трещины, и уже поселились в них ползучие сорняки. Гриоты говорят: прадед нынешнего ганы убил священную змею, которой раз в три года приносили красивую девушку. Потому ушли дожди и страна запустела. Может, оно и так. На Кумби-Салех наступала пустыня. Её дыхание желтило траву и убивало деревья. Но корень гибели таился в другом. Тадмекка тоже лежала в пустыне, но процветала, пока её хозяева держали за горло караванный путь. Сила золота ушла из Кумби-Салеха, выскользнула из ослабелых рук его правителей. И потому стал он деревушкой на краю пустыни, ютящейся на руинах былого величия.
В окнах дворца – темно, торчащие балки раскрошились от сухой гнили. Истлевшая солома на ступеньках. Во дворце никого нет. Давно нет. Слабые наследники ганы покинули жилище дедов. Им нечем было наполнить его огромные залы, и жизнь замирала там, где не хватало голосов и тел, чтобы оживить пустые покои. Дворец этот походил на вытертый ветрами череп, пустой костяк. Золото ушло рудой из пробитых жил. Почему?
Вечером Леинуй нашёл своего господина стоящим на площади перед дворцом, глядящим в зияющие провалы окон. Кроме него, на площади был только Мятеща. Сидел на корточках, по-песьи, катал перед собой чью-то отсечённую голову. Сыпал ей пыль в разинутый рот, шевелил пальцем высочивший на щёку глаз – радовался.
– Господин Ингвар! Господин! Мы победили вчистую. Пошинковали голоту пустынную в капусту. Добра взяли – немерено. Эй, господин Ингвар, вы меня слышите?
– Всё хорошо, Леинуй. Я не ранен. Я просто не могу понять, почему отсюда ушла жизнь. Этот город стоит на перекрёстке путей. Отсюда выгодно идти и краем пустыни, и через нагорье. Но здесь пусто и бессильно, и дворец этот – мёртв.
– Хороший дворец, почему ж? И город ничего. Стены нормальные. Первый раз в этом краю вижу такие стены. Подлатать малость, и сгодятся. Если б нам пришлось лезть на них, скольких бы положили… Эх, господин, и так нам большой крови победа стоила. Торира-норвежца как секанули, так и кишки наружу, хоть и в кольчуге был. И андалузцев двоих порешили, тоже ведь неплохой народ. Моего Кейву прямо в правую руку дротом. Непонятно, сможет меч держать или нет. А то и вообще придётся руку резать – дрянная рана-то.
– Битва была тяжёлой. Но мы победили, – произнёс Инги, не отрывая взгляда от дворца.
– Сколько тех битв уже было? Побеждали мы несчётно. Сюда пришли: ну, думаю, жизнь будет. А всё то же самое. Золота как булыжников, и что с того? Я вот смотрю: наших-то, не пришлых, а тех, кто в Тронде воевал, сколько пошло сюда? А сколько осталось? Зачем умираем? Чтоб чёрный лешак здешний больше власти взял? Я ж вижу: как не было у вас покоя, так и нету. Куда теперь-то нас поведёте? Пока сами не сгинете и нас не сгубите?
– Мы уже пришли, Леинуй, – ответил Инги мягко. – Мы заплатили много жизней, чтобы прийти сюда. Теперь мы платим за право ужиться здесь, срастись с этой землёй. Здесь – пуповина мира, Леинуй. Здесь сильнее всего бьётся его сердце, быстрее течёт кровь. Здесь мы станем хозяевами огромных земель. Посмотри вокруг: тебе понравился этот город и этот дворец. Так забирай их, Леинуй! Для того ты шёл сюда через море и смерть! Хочешь стать повелителем всего полуденного берега пустыни? Хочешь повелевать чёрными и берберами, владеть любыми женщинами, собирать многотысячные войска, породить множество сыновей? Смотри, твоя власть перед тобой. Манса даст тебе все эти земли. Возьмёшь?
– Да, господин, – выговорил Леинуй неуверенно и, заблестев вдруг глазами, выкрикнул: – Возьму. Возьму!!Сидевший в пыли Мятеща отколупал наконец выпучившийся из мёртвой головы глаз, сунул в рот, заглотил и рыгнул. А затем запустил пятерню за ворот и принялся скрестись, похрюкивая от удовольствия.
12. Буйволица