Люди, звери и зоологи (Записки на полях дневника)

А пока он бодро тарахтел, стуча колесами по долинам и по взгорьям. Иногда от «козла» что-нибудь отваливалось и оставалось печально лежать в дорожной пыли забытым трофеем. Что с воза упало... Очередная травма вызывала остановку на неопределенный период. Поэтому средняя крейсерская скорость передвижения была тридцать — сорок километров в час, а то и в день. При попутном ветре мы стремительно обгоняли даже одиноко стоящих верблюдов, чему те страшно удивлялись.

Вот подъем на чинк. Чинки — это громадные по высоте и протяженности обрывы, ограничивающие плато Устюрт, лежащее между Каспийским и Аральским морями. Особенно крутые и величественные чинки на юге Устюрта — это север Туркмении, на границе с Казахстаном и Каракалпакской АССР. Здесь они поднимаются на сотни метров. Но часто чинки выглядят скромнее, например вдоль побережья, где обрывы осыпались и подразвалились.

Устюрт — «славное и жизнерадостное» место. Представьте себе огромные пространства песка серого цвета, слегка искрящегося на солнце. Это оттого, что поверхность щедро усыпана кристаллами гипса — мелкими, крупными, всякими. Иногда встречаются унылые кустики солянок и каких-то колючек. Печет изо всех сил, ветра нет. Пыль, поднятая машиной полчаса назад, все еще реет над дорогой.

Вдоль обочины перелетают стайки черных жаворонков — это крупные птички, размером примерно со скворца. Собственно говоря, угольно-черные у них только самцы, а самки серенькие. Вдоль обочин, сказал я, но это неточно. Обочины нет, есть пять, десять, пятнадцать параллельных дорог, колея расползается на несколько сот метров и снова стекается в одно русло в узких местах, около спусков и подъемов. Где степь — там и дорога. Колея, по которой наиболее часто ездят машины, четко обозначена битыми бутылками, консервными банками и полиэтиленом.

И все-таки безжизненность Устюрта только кажущаяся. Особенно это заметно на самих чинках. Тут множество промоин, щелей, осыпей, карнизов и уступов. Все это создает укрытия любых размеров. Много тени, что особенно ценно. Кое-где подсачиваются грунтовые воды, горькие на вкус. Поэтому птиц здесь заметно больше, чем на равнине, и по количеству и по разнообразию видов.

Крупные белобрюхие и черные стрижи режут со свистом горячий дневной воздух. По краям обрыва лавируют элегантные луни, чтобы видеть местность и над урезом и по склону. Самцы у этих ястребиных сизые, даже голубоватые, концы крыльев темные. Отсюда пошло выражение «седой как лунь». Кстати, название английского истребителя вертикального взлета «Харриер» тоже переводится как «лунь».

Забавно наблюдать, как лунь-самец кормит подругу, сидящую на гнезде. У луней, как и у многих хищных птиц, самки заметно крупнее самцов. В гнездовой период такой диморфизм дает определенные преимущества. Легкий, подвижный самец быстрее в полете, лучше охотится, зато крупная и массивная самка, сидящая на гнезде, способна дать более достойный отпор пернатому или четвероногому агрессору. Впрочем, гнездо защищают оба родителя, а когда птенцы подрастают, то рассиживаться особенно некогда. И мать, и отец еле успевают подтаскивать «авоськи» с продуктами.

Но пока в гнезде лежат яйца, самка их надолго не оставляет. Вот показался кормилец. Глубоко черпает воздух крыльями, чего-то несет — должно быть песчанку придавил. Гнездо на самом краю уступа — присесть негде. Самка срывается навстречу. Два-три плавных захода и изумительный по слаженности маневр. Как в зеркальном отражении две птицы — самец «заваливается» на правое крыло, рядом летящая самка на левое, самец бросает тушку «из рук в руки», луниха ловит. По двум расходящимся кривым птицы отдаляются друг от друга. Дозаправка в воздухе или фигурное катание...

Прошмыгнуло три ворона — мрачная компания. Пустынный ворон мельче нашего и цвета не такого интенсивно черного, побурее. Мелькают какие-то соколки, на высоте завис крупный падальщик. Наверное, черный гриф или стервятник, далеко — даже в бинокль не разобрать, кто из них.

Под неосторожной ногой сорвался в расщелину серый камень. С карниза, шагах в пяти, снялся филин и тут же, рядом, присел. По размерам — такая же махина, что и лесной, такие же оранжевые глаза-пятаки, только окраска перьев гораздо светлее, совсем песчаная. Как это я его не приметил, совсем же рядом притаился.

Множество звериных троп вьется вдоль подошвы обрыва и над чинком. Их протоптали архары и домашние овцы. Если походить часок, другой, наверняка найдешь остатки горного барана: череп с рогами, кости или обрывок шкуры. Туши, правда, не залеживаются. Основные «добытчики» — волки — не страдают отсутствием аппетита, а уже к требухе пристраиваются стервятники, грифы, вороны... Как их непременно обозвал бы эколог — комменсалы.