Людмила

Я пригласил Людмилу пообедать в ресторанчик «У причала», к Питу Флехингусу, сразу после нашего следующего занятия. Она приняла приглашение без колебаний, но попросила сначала проводить ее домой, потому что хотела попрощаться с родными.

— Мы всегда так делаем, когда куда-нибудь идем, — сказала она. Дома она поцеловала на прощание по очереди мать, брата и отца, которые сидели на кроватях, ожидая чего-то, даже погладила старого рыжего кота, приблудившегося к ней в казарме, и только после этого была готова на выход.

Пит и несколько завсегдатаев его ресторана — сотрудники соседнего издательства, журналисты, работники морской метеослужбы — с нескрываемым удивлением и заметно дольше обычного разглядывали Людмилу, которая прошла мимо них в своем бежевом платье с летящими жуками. Все места у окон были заняты, Пит пригласил нас жестом за столик возле самой стойки и порекомендовал фаршированную щуку с картофельным салатом. Поскольку он отнесся с Людмиле с особой предупредительностью, я счел уместным заметить:

— Дама приехала к нам издалека, из Томска.

— Из Томска, — повторил Пит. — Это ведь где-то в Сибири? Моему деду довелось побывать там, не по собственной, правда, воле. Реки, болота и тайга, тайга. Работал на лесоповале.

— Зато на юге там очень красивые горы, Алтай, — сказала Людмила.

— Дед говаривал, что в Сибири все красиво, особенно если глядеть на нее с должного расстояния, — усмехнулся Пит и отвернулся к кухонному окошку, чтобы сообщить наш заказ.

Людмила не стала спорить — ее-то предки приехали в Сибирь по своей воле; более двух веков назад они откликнулись на приглашение царя и переселились туда, чтобы осваивать огромные просторы, строили школы, основали университет, извлекали из сибирских недр их несметные богатства.

— Нет на земле края благодатней, — сказала Людмила, — какие горы, какие великие реки, сколько зверя в лесах, пушного зверя.

— Однако вы вернулись назад, — возразил я, — прошло столько лет, а вы все-таки вернулись.

— Соседи наши стали неуживчивы, — вздохнула Людмила. — Им не нравилось, что мы говорим по-немецки, что живем по-своему. А когда мы решили обособиться, нам пригрозили, что немецкий поселок и вовсе сожгут. Значит, кончился наш сибирский век, сказал отец и подал заявку на выезд. Но были у нас среди сибиряков и друзья, которые плакали на проводах.

За едой я принялся исподволь, осторожно расспрашивать Людмилу о ее планах; мне не хотелось, чтобы у нее сложилось впечатление, будто у нас каждый обязан иметь точную жизненную программу и целеустремленно идти к определенной цели. С тем большим удивлением я узнал, что она для себя уже все решила. Вспомнив показанную мне ее отцом фотографию, я спросил:

— Балет?

— Нет, нет, — улыбнулась она, — с балетом все кончено. — В детстве она занималась балетом и, возможно, продолжила бы занятия, если бы не несчастный случай на охоте.

— Несчастный случай?

— Ну да, это произошло зимой, волчонок из стаи два раза укусил меня, сначала за плечо, потом сюда, — она коснулась бедра. — Волчонка пристрелили. На лице ее не мелькнуло даже тени сожаления, когда она повторила: — Нет, нет, с балетом покончено.

— А почему бы вам не сделаться переводчицей? — сказал я, полагая, что даю неплохой совет. — Мир срастается в единое целое, мы все больше зависим друг от друга, так что, видимо, на переводчиков ожидается огромный спрос. Вскоре их понадобятся миллионы. Двумя языками вы уже владеете, добавьте к ним еще один или два редких, трудных — и будущее вам обеспечено.

Людмила приоткрыла свои мелкие, острые зубки, грациозным жестом избавилась от щучьей косточки. С легкой улыбкой сказала:

— В тех краях, где мы жили прежде, я занималась бортничеством, обеспечивала всю семью лесным медом. В лесу было много диких пчелиных роёв, пчелы собирали еловый мед и мед с болотных цветов; пчелы здорово прячутся, но мне помогал маленький дятел, он всегда летел впереди и указывал, где прячутся пчелы. Мне нравится бортничество, я умею обращаться с пчелами. — Она вопросительно взглянула на меня, я же не знал, стоит ли воспринимать ее слова всерьез; словно почувствовав мои сомнения, она добавила: — Боже мой, заработать бы сейчас денег, а будут деньги, куплю себе пасеку, заведу пчел, только не диких сибирских, а прилежных немецких домашних пчел. Может, стану продавать мед и вам, господин Боретиус.

После еды она меня обстоятельно поблагодарила, перечислив все кушанья, от щуки до картофельного салата, поблагодарила она и Пита, который не преминул пригласить ее к себе снова.