Людмила Зыкина. На перекрестке наших встреч

Однажды, перебирая газетные вырезки со всякой галиматьей и откровенным враньем в адрес певицы по всякому поводу и без оного, я прочел в одной из них о том, как «вчера двое неизвестных сняли с певицы Зыкиной в лифте ее дома все драгоценности и скрылись. Поиски похитителей ни к чему не привели». Во-первых, в этот день, то есть «вчера», Зыкиной не было в Москве – они с Гридиным отбирали в Туле на местной фабрике концертный баян для ансамбля. Во-вторых, певица в то время жила на даче в Подмосковье (42-й километр по Калужскому шоссе) и приезжала в свою квартиру крайне редко, а если и приезжала, то только с мужем. И, в-третьих, «двоим неизвестным» надо было быть по крайней мере спецназовцами, чтобы одолеть Зыкину. Она, физически крепкий человек, могла «начистить фишку» любому («устанет кувыркаться» – как-то обронила она по случаю). Видимо, сыграли тут роль и далеко не слабый родовой корень, гены, и закалка в детстве – с мальчишками во дворе дралась, надев боксерские перчатки, и на мотоцикле гоняла что есть духа, и с парашютной вышки прыгала без малейшего страха, до 45 лет на коньках каталась. В стужу пела на подводной лодке Тихоокеанского флота, в то время как слушавшие песни Зыкиной матросы ежились от хлеставшего с океана почти штормового ветра. Таких примеров в биографии Зыкиной не перечесть.

Общаясь с Зыкиной долгие годы в пору расцвета ее духовных и физических сил, я всегда видел перед собой абсолютно здорового, очень крепко сколоченного самой природой человека. В Англии в 1975 году, после тяжелейшего турне (двадцать концертов за три недели в 13 городах), Зыкина проводила пресс-конференцию. И один из журналистов заметил: «С такой нагрузкой может справиться только человек, имеющий отличное здоровье. Не так ли?». «На здоровье не жалуюсь, хилой никогда не была», – отвечала певица. По работоспособности, на мой взгляд, ей нет и не было равных не то что в стране – в мире. Я как-то подсчитал, что только в Союзе Зыкина выходила на сцену в среднем 180 раз в год, не считая десятков шефских концертов. А если сюда прибавить зарубежные гастроли, то и вовсе получится поистине фантастическая цифра. Какой же организм выдержит такое напряжение?

И что примечательно: она никогда не работала, чтобы добыть как можно больше денег, и жила не денег ради. Звонил Соломон Юрок: «Люда, жду тебя в Штатах…» – и Люда летела. Звонила Фурцева: «Люда, надо бы к оленеводам…» – и Люда добиралась на санях. Звонил заместитель министра обороны: «Хорошо бы, Людмила Георгиевна, чтобы вы выступили у моряков…» – и она летела на Тихоокеанский флот. Она до ухода из жизни считала себя вполне здоровым человеком и собиралась в свой юбилей объехать с концертами чуть ли не весь бывший Советский Союз (о чем было заявлено на всю страну с экранов телевидения).

В сентябре 2006 года я был приглашен в передачу «Пусть говорят» на Первом канале телевидения. Речь в ней шла и о болеющих популярных артистах страны. На другой день вечером звонок: «Ты почему сказал по телевизору, что я больна?!» – негодовала она. «Людмила Георгиевна, всему миру известно о ваших болячках, даже в вашей любимой Корее. Я лишь подтвердил то, что есть на самом деле. Где вы сейчас найдете абсолютно здорового человека? Таких людей в природе поискать… Сами знаете, как у нас на Руси бывало: то понос, то золотуха, то глаз колет, то ухо стреляет, то поясницу ломит…». На этих словах Зыкина бросила трубку.

Никогда за четверть века сотрудничества с певицей я не слышал от нее ни одного грубого слова или резкого окрика в свой адрес. А тут ее вдруг прорвало. Ну что делать, думал я, видимо, настроение у нее неважное, вот и сорвалась. Тут вспомнил, что в телевизионной передаче «Линия жизни» сама рассказала о своих проблемах со здоровьем, хотя, конечно, далеко не обо всех. Но мимолетный гнев ее вскоре прошел, к моему удовольствию, и отношения наладились, как ни в чем не бывало.

Когда я услышал о кончине певицы, у меня защемило сердце. Почему-то тут же вспомнил слова Зыкиной, когда она узнала о смерти Юрия Гагарина в ожидании своего выхода, стоя за кулисами венского «Штадтхалле»: «Язык прилип к горлу. А надо идти на сцену… Петь о любви, когда вот так вдруг неожиданно теряешь близкого друга. Голова закружилась, в глазах потемнело… Думала, только бы не свалиться тут, прямо на сцене. Удержалась. Но слезы текли по щеке одна за другой, размывая тушь на ресницах… Кое-как успокоилась».

Вспомнил я и другое: певица не боялась смерти. «Бояться надо не смерти, а пустой жизни», – говорила она. И я нашел утешение в словах французского историка и писателя Бон-Луи-Анри Мартена: «…Смерть – ничто в сравнении с хорошо проведенной жизнью, и велик только тот, кто достиг славного преимущества завещать своим потомкам такой урок и пример».

P.S