Людо и его звездный конь

И вот уже Ренти стоит тихо, как мышка, а кузнец поднимает его ноги одну за другой и подрезает копыта для новых подков. Людо хотел было предложить помощь — мехи раздувать, он ведь часто помогал кузнецу дома, но, взглянув в сторону мехов, увидел двух мальчиков, которых не заметил раньше. Они сидели в тени и ждали, когда можно будет начать раздувать. Тогда Людо тихонько прошел к полке, где лежали поделки из дерева, и, пока кузнец работал, разглядывал вырезанные фигурки.

Клин-клэнг, клинг-клэнг — шипел остывающий металл, когда подкову бросали в ведро с водой. Свистящий вдох и выдох мехов и рев огня в просторной трубе. И еще более громкое шипение, когда дымящаяся подкова накладывалась на копыто Ренти. Запах горящих копыт, который, как это ни удивительно, не замечал сам Ренти, затем режущий скрежет и стук молотка, и — клинг-клэнг — все повторялось снова.

Работа шла небыстро, и тени снаружи удлинялись, но Людо не замечал времени. Он не заметил, как ушли, очень тихо, Лев и Дева, — так хороши были маленькие поделки. Он изучал каждую линию, каждую отметку инструмента и всей душой желал, чтобы однажды он, Людо, смог бы вырезать хотя бы в половину так искусно.

Он, никчемный Людо, который ничего в жизни не умел делать хорошо, только помогать отцу смотреть за животными и матери — по дому. Никогда-никогда не сможет он так мастерски резать! И больше никогда даже не увидит таких поделок, когда покинет эту Странную Прекрасную и Ужасную Страну…

Смуглая мозолистая рука легла на плечо Людо, отчего он подпрыгнул. Кузнец взял лошадку, вырезанную из вяза, и вложил в руку мальчика.

— На, подержи! Посмотри, как она сделана. Потри дерево большим пальцем, вот так.

Большой лопатовидный палец любовно погладил дерево. Мозолистая рука нежно обвилась вокруг искусно вырезанной фигурки. Казалось, такие грубые руки не могли сделать чудесную маленькую скульптурку. Людо погладил дерево, и в этот момент огромная рука Кузнеца легла на кисть Людо и крепко сжала руку мальчика, держащего поделку, — так, что ему стало больно. Потом кузнец разжал руку. Ладонь у Людо саднило, кисть свело судорогой, и когда мальчик посмотрел на свою руку, он увидел, что на ладони отпечаталась лошадка — ее покрасневший контур вдавился в плоть.

Кузнец взял у него поделку и поставил ее обратно на полку.

— Больно? — спросил он с улыбкой, которую вряд ли можно было бы назвать доброй.

Людо кивнул, растирая ладонь

— Значит, запомнишь, — сказал кузнец. — И если ты все-таки доберешься до дома и будешь резать кусок дерева, ты почувствуешь его форму, ту форму, которой он хочет стать.

При этих словах он пронзил Людо своими тревожными черными глазами. полуприкрытыми кустистыми бровями.

— Запомни, мальчик. У всего есть душа. Даже кусок сухого дерева, что ты подбираешь с земли в лесу, где-то в глубине имеет свою форму, ты только можешь срезать лишнее — это все равно, что очистить орех — и найти душу дерева и ту форму, какой оно хочет стать. Ты порежешь руки, и они будут болеть, но не останавливайся, пока не найдешь душу дерева. И не думай — легко тебе не будет. Ничто никогда не дается легко, если оно настоящее. Но если это твое, если оно в тебе заложено, тогда ты не посмотришь на боль, но добьешься своего. А теперь вставай на Весы и пора — в путь. Скорпион не из тех, кто будет ждать.

— Весы? — с удивлением спросил Людо.

И тут он вспомнил знак, который шел за Девой на листке Гулы. Это он и был, точь-в-точь, выжженный горячим металлом на косяке двери.

И сразу увидел сами Весы. Они были очень простые и очень большие. Такие большие, что на них можно было бы взвесить лошадь. К скошенному потолку крепился крюк, а с него свисал рычаг, служивший перекладиной, на обеих концах которой цепи держали две большие неглубокие плошки. Перекладина резко накренилась, так что одна из плошек лежала на полу. Людо с удивлением заметил, что в ней не лежало ничего, кроме истертого куска веревки, служившей поводом Ренти. Другая чаша была пуста.

Кузнец поднял повод, и чаша весов поднялась и выровнялась с другой.

— Зачем Вы его взвешивали? — с изумлением спросил Людо.

— Я взвешивал не повод, а лошадь, а повод положил на другую чашу.

— На другую чашу? — эхом повторил Людо. — Вы хотите сказать, что взвешивали повод против лошади?

Ему не вполне удалось убрать из голоса недоумение, но кузнец лишь кивнул — он уже нес повод туда, где стоял Ренти, и принялся обвязывать им шею коня.

— Это, знаешь ли, не обычные весы. — Они дают столько сведений, если, конечно, уметь их толковать, и, поверь мне, лучше не пренебрегать тем, что они скажут.

— Д-да, — протянул Людо и неуверенно поглядел на кузнеца. Это, конечно же, были сами Весы, так же как Кентавр был Стрельцом, а Козел — Козерогом.

Невозможно было бояться Весов, как, например, Льва, но Людо поймал себя на том, что спрашивает тихим голосом, почти как если бы Они могли его слышать: «И что же они сказали о Ренти?»

— А то, что он готов продолжить путь, и повод еще тоже сгодится, чтобы ты мог вести своего коня — до поры до времени.

Кузнец бросил из-под бровей косой взгляд.