Людо и его звездный конь

Нечто легкое, как снежинка, коснулось его лба. Но это была не снежинка. Холодный снег продолжал покрывать ему лицо и руки, а это прикосновение показалось теплым. Мальчик вдруг почувствовал, что падает, скользя вместе со снегом в мягкую пыль, отдаляясь от всего, но медленно, как падаешь во сне.

Он все еще чувствовал на лбу это прикосновение — теплое и влажное, как вдруг где-то раздался неясный шум, какие-то голоса, ржание лошади, звон сбруи. Людо открыл глаза.

Глава 17. ДО́МА

— Ну, вот, — сказал кто-то. — Смотрите, он уже приходит в себя.

— Cлава тебе, Господи, — выдохнул отец Людо, и его слова прозвучали так, будто он и впрямь славил Бога.

И добавил резко, обращаясь к псу, назойливо пытавшемуся лизнуть мальчика в лицо:

— Ну, хватит. Ты его нашел, а теперь оставь в покое.

Людо понял, что лежит в мягком снегу на краю трещины, или снежной ямы, куда и провалились он и его Ренти. Свет казался бледным и хмурым; наверное, стояло раннее утро, перед самым восходом Солнца. Снег продолжал идти, маленькие снежинки падали мягко, будто небо было большой перевернутой корзиной, в которой роились пчелки. Над головой возвышались знакомые очертания Jagersalp, а вокруг толпились люди — отец, рядом на коленях, дядя Франциль, герр Румпельмейер, директор школы, деревенский булочник и кузнец, и отец Руди с мельницы. Вся деревня, смущенно подумал Людо. И все они отправились искать его — его, мальчика, который только и годился на то, чтобы приглядывать за козами, быть на побегушках и таскать дрова и воду для старых женщин.

И все они говорили одновременно. Слова волнами носились у Людо над головой. Теперь ему стало тепло, когда отец взял его на руки и обернул большим пальто дяди Франциля. Бруно, пес, что стерег овец, сидел рядом. С горящими глазами, он бил хвостом по снегу. Его морду и нос покрывал толстый слой снега — наверное, он и откопал Людо и Ренти.

— Ренти? — спросил Людо слабым голосом.

— О нем не волнуйся, — ответил голос рядом.

Голос принадлежал доктору Кайнцу, пришедшему из самого Нидерфельда. Наверное, доктор вышел из дома затемно.

— Ни о чем не волнуйся, мой мальчик, — повторил он, тщательно ощупывая Людо. — Тебе повезло. Скорее всего, отец пришел домой, как только ты оправился за лошадью. И следы не успело замести. Но еще полчаса и, возможно, даже Бруно не смог бы найти вас обоих. Нет, с тобой ничего страшного. Нужна лишь хорошая теплая постель. На вот, выпей.

Напиток оказался даже горче пива. Людо однажды попробовал его, и ему очень не понравилось, но, глотнув, он почувствовал, как внутри разливается приятное тепло. Он начал пить, поперхнулся и еще запил, а доктор придерживал фляжку.

— Конягу жалко, — сказал кто-то, — но, думаю, он не протянул бы и года.

— Это я виноват, — отозвался отец Людо. — Я закрывал дверь стойла вчера вечером. И ведь знал же, что у коня — старый повод. Мальчик чинил его до последнего и хорошо чинил. Ему можно доверять. Он всегда был хорошим мальчиком — вы все это знаете.

Повсюду раздались возгласы согласия и одобрения. Еще кто-то сказал:

— Сдается мне, конь перекусил повод. Освободился. Странное дело — казалось бы, старина уже должен был знать, как опасно выходить, когда дует северный ветер.

— Должен был, — отозвался отец Людо. — Но когда они чуют свой конец, никогда не угадаешь, что они выкинут. Может, он нарочно так поступил. Но если бы он избыл и моего парня…

Отец страстно прочистил горло.

— Ну, ладно. Давайте отнесем его к матери. Она и так чуть с ума не сошла. Если Вы ему еще дадите Вашего питья, доктор, он запоет канарейкой, не успеем мы его до дома донести.

В самом деле, от теплого сильного напитка Людо почувствовал себя очень странно — как-то размяк и поплыл, будто снова впал в полудрему. Свет нарастал. И вдруг сквозь летящий снег мальчик увидел странное сверкание. И воспоминания наполнили сознание, словно сны. Людо снова увидел — неясно, как в тумане, и все же ярко — Необычайную Страну, по которой он бродил, услышал голоса, слова, которые никогда не забудет. Полуржащую речь Стрельца, торжественную и медлительную: «Ты был предан другу, поэтому я разрешу тебе пройти». Грубый тон кузнеца: «Ты будешь резать пальцы, и у тебя заболят руки, но если это твое, ты добьешься». «Есть на свете кое-что получше, чем быть смекалистым» — слова Гулы. Людо помнил его, быть может, яснее всех — Мальчик-Принц, тот, что накормил его, говорил с ним и потом спас от недобрых Рыб: «Если ты вернешься в родную долину, ты никогда уже не будешь прежним».