Людоед

От «руки» стрелочка указала на «девочку». Связь двух убийств в Мамонове очевидна. Далее – убийство подростка в парке. Убийца покромсал пацана и унес его половой орган, чтобы подбросить на следующее место преступления. Все так. Снова две стрелки прочертили лист. От «мальчика» к «члену» и от «члена» к «девочке». Во втором случае также все на поверхности. Часть тела – как связующее звено, эстафетная палочка. Кроме того, как и в первом случае, оба убийства объединены местом. Мамоново и Выхино. Что связывает два этих места? Автобусный маршрут? И есть еще кое-что. Напротив пары «рука – член» Ильин написал: «След». Информация на девяносто пять процентов подтверждена Гринько. След в крови – тот же, что и в Мамонове. Он запомнился эксперту из-за специфического рисунка. Майор провел стрелки от «следа» к «рука – член».

Удовлетворенно кивнул, смял схему и хотел выбросить, но передумал. Содержимое рисунка могло бы стать темой для диссертации какого-нибудь психиатра. Виктор завел машину и, выехав из лабиринта дворов, повернул к Волгоградскому проспекту. Пора выяснить, удалось ли что-то разузнать Мише Леонову. Вряд ли стоило надеяться на большее, но, если выжившая жертва назвала им хотя бы свое имя – в их ситуации и это было б счастье. Ведь это чудо – то, что она выжила.

4

Ильин позвонил около трех ночи. Михаил уже начал привыкать. Странное чувство дежавю не покинуло его до самой больницы. Разница только в том, что на этот раз жертва нападения выжила.

В палате, несмотря на ночь за окном, было настолько светло, что Миша даже прищурился. Что-то пищало и хлюпало, сопело и клокотало – все эти громкие приборы даровали последний шанс куску мяса на кровати. И жутко раздражали невыспавшегося Мишу Леонова. Сочащееся кровью тело, лежащее перед ним, когда-то принадлежало девушке. К такому зрелищу капитан Леонов не был готов. Когда посылают опросить, то это как минимум должно означать, что… Здесь разговор точно не получится. Миша посмотрел на прилипшую ко лбу женщины паклю, и с отвращением понял, что это кусок скальпа. Он опустил взгляд чуть ниже и отшатнулся. С кровавого месива над кислородной маской на него смотрели два помутневших от невыносимой боли глаза. Капитан Леонов всмотрелся в два белых шарика с застывшей в них ненавистью и – под тонкой оболочкой – страхом и только теперь понял, что веки отсутствовали, обрекая эти глаза на вечное бодрствование.

Леонов жалостливо сощурился. Нет, эта несчастная определенно следствию не помощница. Даже если она разглядела убийцу и смогла бы описать, каков он из себя, где у него там родинки или шрамы и из какой ноздри торчит длинный седой волос, то никто этого не узнает. Потому что она без сознания и вряд ли в него придет. Миша развернулся и шагнул к двери. Что-то (он не знал, что именно) привлекло его внимание, он остановился и обернулся. Все было так же – глаза, смотрящие в никуда, сопящие, пищащие и клокочущие приборы. Но окровавленное тело, скованное сетью трубок и проводов, показалось ему вдруг ожившим. Будто неизлечимо больной неожиданно пошел на поправку.

Михаил вернулся к кровати и тогда уловил движение глаз, будто девушка следила за ним украдкой, а он застукал ее. Но почему-то неловко от этого стало ему, как будто его застали за подглядыванием в женской бане. Он заметил, как пальцы левой руки девушки дрогнули и сжали простыню. Голова повернулась к Мише. Писк оборудования стал невыносимым.

Михаилу захотелось убежать из палаты, закрыв уши, но он подумал, что девушка хочет что-то сказать ему. Она замотала головой, будто пытаясь сбросить маску. Леонов очень надеялся, что кто-нибудь войдет и остановит это. Пусть он, возможно, никогда не узнает полезной для следствия информации, но зато он сможет, наконец, выйти из оцепенения и убежать отсюда.

Однако девушка сама вывела его из оцепенения. Кровавая клешня, бывшая когда-то рукой, схватила его за рукав, оставив на ткани бурые пятна. Миша отшатнулся рефлекторно, как от ластящегося лишайного кота. Глазные яблоки умирающей бешено завращались, грозя вывалиться и скатиться на подушку. Вторая рука дернулась и потянулась к маске. Ее оплетали нити проводов и трубок, отчего она походила на марионетку, управляемую кукловодом. Только нити натянулись теперь так, что казалось – она не поддается управлению. Кукла обрела жизнь. Нити рвались, наполняя палату отвратительными звуками. Писк приборов сделался надрывным и протяжным, но Мишу беспокоило другое. Девушка рывком, из последних сил, сорвала с себя маску и прохрипела:

– Вои, вои!

Миша отшатнулся назад. Обессиленная рука девушки отцепилась от его рукава и упала на кровать, потянув за собой кровавые нити.

– Вои!

Это слово могло значить что угодно. Воры? Вой? Вдруг он понял, что вот он – его единственный шанс узнать о ее убийце хоть что-нибудь.

– Как вас зовут?

– Тамаа… Тамаа Влаими…

Она как-то странно втянула воздух, будто подбирала слюни.

– Вы видели того, кто на вас напал?

Лучше б ему этого не спрашивать. Тело задергалось, глаза закатились, безгубый рот открылся, и оттуда вылетело:

– Вои!