Читаем Людоед полностью

— Не услышит. А если и да, то ничего не сделает. Гарантию даю — он не издаст ни звука. Он знает, что ему никто не поможет.

Громадным усилием мы вволокли Штинца в вестибюль к Бургомистру и подперли им стол. Опустошили банки горючего — по десять Пфенниге за чашку — по всему низу дома.

Пламя долго добиралось до крыши, поскольку жестянки разбавили водой, а дом и с самого начала был сырой. Счетчику Населения пришлось совершить несколько ходок обратно в редакцию еще за топливом, и руки и плечи у него болели от работы.

Бургомистр думал, что нянечка готовит чашки горячего бульона, и чайник вскипел, пока она в нем помешивала деревянной ложкой. В воде наполовину всплыли белые кусочки курицы, чью голову зашвырнули в угол. Комнату наполняли теплые пары.

— Вот, Миллер, — произнес он, — давайте-ка сядем вместе да выпьем супу. Женщина эта — превосходная стряпуха, а птица — из моего собственного хозяйства. У меня сотни, знаете ли. Миллер, позвольте-ка дать вам этого бульону. — Слезы стояли у старика в глазах, он потянулся к чашке. Но пить Миллер не стал. Нос и рот у Бургомистра обвязаны были красным платком, он сдавливал ему горло, и в последнюю минуту Миллер опрокинул супницу.

— Думаю, мы можем идти, — сказал я. Пожар заполнял улицу жарким немногим пеплом.

Бургомистр не крикнул, но умер — чему я был рад — без воздаяния или покаяния.

Маленькая девочка не смотрела пожаров со времен Союзнических бомбардировок, да и в те дни видела их лишь после того, как они хорошенько разгорались, когда уже обрушивались стены и дома больше не походили на дома. А из-за людей, толпившихся на улицах после налетов, бегавших туда и сюда, отдававших команды, частенько и разглядеть что-то бывало трудно.

Теперь же, поскольку у городка больше не было пожарного агрегата, никаких сирен или машин, и раз на улицах не было никого, она могла рассматривать пожар сколько влезет — смотреть на него из своего окна, не отвлекаясь, бдительно. Пожарники б уж точно пожар уничтожили, их черные лестницы, взобравшиеся по всем стенам, изменили б его, черные дождевики, сияющие от воды, вопияли б об опасности — покрывшись водою, они 6 его загасили.

Пожар некоторое время происходил хорошенько, а затем, поскольку ему не помогал ветер, раз не подкормиться было ему ни одеждою, ни шторами, он начал вянуть, словно зажигательный снаряд на голой дороге, покуда из щелей заложенного ставнями окна в верхнем этаже не засочилось лишь немного искр да порывов дыма. Вскорости дитя устало от языков пламени, что не могли б и кошку опалить, но она все равно радовалась, что не прозвенел колокол. Заползла обратно под одеяла, чтобы согреться, покуда ждет.

Герцог, с бременем хозяйственной сумки в охапке, устало взобрался по лестнице и отпер дверь.

Мадам Снеж, заслышав шумы над головою, поняла, что жилец во втором этаже вернулся.

Стрелочник задремал в кресле и забыл про мальчика и мужчину с воздетою тростью.

Мадам Снеж не видела умирающих угольев.

Свободной рукою Герцог положил несколько выпусков «Мутной Цайтунг» — старых, нечитаемых выпусков — на стул, прежде чем утвердить на нем свою ношу; белые ноги, болтавшиеся над сиденьем, были слишком коротки и до перекладин не доставали. По газетам расползлось пятно. Он быстро задвигался по величественной квартире, годной лишь для Герцогского взора, и теперь уже в жилете, закатавши рукава, сунул он в печь два куска угля, ополоснул руки и наконец сложил куски в ведро отмокать. Несколько костей, что удалось ему унести, неосмотренные и не проштампованные, перед тем как закрылась лавка, он положил на полку в чулане. Швырнувши черную куртку лисенка на кучу трофейной одежи, он собрал свои кастрюльки и взялся за работу. Еще газет на колени, кастрюли он собрал у своих ног и одну за другой драил он, драил, покуда газеты не покрылись густою красной пылью, а сосуды не заблистали, сталь для очага. Драил он, покуда руки и плечи у него не покраснели.

На печи столпилось, ибо каждая кастрюля и сковорода, что были у него во владенье, применились к варке, котелки с крышками и жестянки для печки, крупные и мелкие, тяжелые и легкие, — все они стиснулись вместе над угольями. Бульона хватит на недели и месяцы, полки его будут держать кости годами. Сквозь ставни кухню начал заполнять тусклый свет, и наконец-то, гордо, Герцог был готов сойти вниз.

Перейти на страницу:

Все книги серии Скрытое золото XX века

Горшок золота
Горшок золота

Джеймз Стивенз (1880–1950) – ирландский прозаик, поэт и радиоведущий Би-би-си, классик ирландской литературы ХХ века, знаток и популяризатор средневековой ирландской языковой традиции. Этот деятельный участник Ирландского возрождения подарил нам пять романов, три авторских сборника сказаний, россыпь малой прозы и невероятно разнообразной поэзии. Стивенз – яркая запоминающаяся звезда в созвездии ирландского модернизма и иронической традиции с сильным ирландским колоритом. В 2018 году в проекте «Скрытое золото ХХ века» вышел его сборник «Ирландские чудные сказания» (1920), он сразу полюбился читателям – и тем, кто хорошо ориентируется в ирландской литературной вселенной, и тем, кто благодаря этому сборнику только начал с ней знакомиться. В 2019-м мы решили подарить нашей аудитории самую знаменитую работу Стивенза – роман, ставший визитной карточкой писателя и навсегда создавший ему репутацию в мире западной словесности.

Джеймз Стивенз , Джеймс Стивенс

Зарубежная классическая проза / Прочее / Зарубежная классика
Шенна
Шенна

Пядар О'Лери (1839–1920) – католический священник, переводчик, патриарх ирландского литературного модернизма и вообще один из родоначальников современной прозы на ирландском языке. Сказочный роман «Шенна» – история об ирландском Фаусте из простого народа – стал первым произведением большой формы на живом разговорном ирландском языке, это настоящий литературный памятник. Перед вами 120-с-лишним-летний казуистический роман идей о кармическом воздаянии в авраамическом мире с его манихейской дихотомией и строгой биполярностью. Но читается он далеко не как роман нравоучительный, а скорее как нравоописательный. «Шенна» – в первую очередь комедия манер, а уже потом литературная сказка с неожиданными монтажными склейками повествования, вложенными сюжетами и прочими подарками протомодернизма.

Пядар О'Лери

Зарубежная классическая проза
Мертвый отец
Мертвый отец

Доналд Бартелми (1931-1989) — американский писатель, один из столпов литературного постмодернизма XX века, мастер малой прозы. Автор 4 романов, около 20 сборников рассказов, очерков, пародий. Лауреат десятка престижных литературных премий, его романы — целые этапы американской литературы. «Мертвый отец» (1975) — как раз такой легендарный роман, о странствии смутно определяемой сущности, символа отцовства, которую на тросах волокут за собой через страну венедов некие его дети, к некой цели, которая становится ясна лишь в самом конце. Ткань повествования — сплошные анекдоты, истории, диалоги и аллегории, юмор и словесная игра. Это один из влиятельнейших романов американского абсурда, могучая метафора отношений между родителями и детьми, богами и людьми: здесь что угодно значит много чего. Книга осчастливит и любителей городить символические огороды, и поклонников затейливого ядовитого юмора, и фанатов Беккета, Ионеско и пр.

Дональд Бартельми

Классическая проза

Похожие книги

Лира Орфея
Лира Орфея

Робертсон Дэвис — крупнейший канадский писатель, мастер сюжетных хитросплетений и загадок, один из лучших рассказчиков англоязычной литературы. Он попадал в шорт-лист Букера, под конец жизни чуть было не получил Нобелевскую премию, но, даже навеки оставшись в числе кандидатов, завоевал статус мирового классика. Его ставшая началом «канадского прорыва» в мировой литературе «Дептфордская трилогия» («Пятый персонаж», «Мантикора», «Мир чудес») уже хорошо известна российскому читателю, а теперь настал черед и «Корнишской трилогии». Открыли ее «Мятежные ангелы», продолжил роман «Что в костях заложено» (дошедший до букеровского короткого списка), а завершает «Лира Орфея».Под руководством Артура Корниша и его прекрасной жены Марии Магдалины Феотоки Фонд Корниша решается на небывало амбициозный проект: завершить неоконченную оперу Э. Т. А. Гофмана «Артур Британский, или Великодушный рогоносец». Великая сила искусства — или заложенных в самом сюжете архетипов — такова, что жизнь Марии, Артура и всех причастных к проекту начинает подражать событиям оперы. А из чистилища за всем этим наблюдает сам Гофман, в свое время написавший: «Лира Орфея открывает двери подземного мира», и наблюдает отнюдь не с праздным интересом…

Геннадий Николаевич Скобликов , Робертсон Дэвис

Классическая проза / Советская классическая проза / Проза
Шедевры юмора. 100 лучших юмористических историй
Шедевры юмора. 100 лучших юмористических историй

«Шедевры юмора. 100 лучших юмористических историй» — это очень веселая книга, содержащая цвет зарубежной и отечественной юмористической прозы 19–21 века.Тут есть замечательные произведения, созданные такими «королями смеха» как Аркадий Аверченко, Саша Черный, Влас Дорошевич, Антон Чехов, Илья Ильф, Джером Клапка Джером, О. Генри и др.◦Не менее веселыми и задорными, нежели у классиков, являются включенные в книгу рассказы современных авторов — Михаила Блехмана и Семена Каминского. Также в сборник вошли смешные истории от «серьезных» писателей, к примеру Федора Достоевского и Леонида Андреева, чьи юмористические произведения остались практически неизвестны современному читателю.Тематика книги очень разнообразна: она включает массу комических случаев, приключившихся с деятелями культуры и журналистами, детишками и барышнями, бандитами, военными и бизнесменами, а также с простыми скромными обывателями. Читатель вволю посмеется над потешными инструкциями и советами, обучающими его искусству рекламы, пения и воспитанию подрастающего поколения.

Вацлав Вацлавович Воровский , Всеволод Михайлович Гаршин , Ефим Давидович Зозуля , Михаил Блехман , Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин

Проза / Классическая проза / Юмор / Юмористическая проза / Прочий юмор
Вели мне жить
Вели мне жить

Свой единственный, но широко известный во всём мире роман «Вели мне жить», знаменитая американская поэтесса Хильда Дулитл (1886–1961) писала на протяжении всей своей жизни. Однако русский читатель, впервые открыв перевод «мадригала» (таково авторское определение жанра), с удивлением узнает героев, знакомых ему по много раз издававшейся у нас книге Ричарда Олдингтона «Смерть героя». То же время, те же события, судьба молодого поколения, получившего название «потерянного», но только — с иной, женской точки зрения.О романе:Мне посчастливилось видеть прекрасное вместе с X. Д. — это совершенно уникальный опыт. Человек бескомпромиссный и притом совершенно непредвзятый в вопросах искусства, она обладает гениальным даром вживания в предмет. Она всегда настроена на высокую волну и никогда не тратится на соображения низшего порядка, не ищет в шедеврах изъяна. Она ловит с полуслова, откликается так стремительно, сопереживает настроению художника с такой силой, что произведение искусства преображается на твоих глазах… Поэзия X. Д. — это выражение страстного созерцания красоты…Ричард Олдингтон «Жить ради жизни» (1941 г.)Самое поразительное качество поэзии X. Д. — её стихийность… Она воплощает собой гибкий, строптивый, феерический дух природы, для которого человеческое начало — лишь одна из ипостасей. Поэзия её сродни мировосприятию наших исконных предков-индейцев, нежели елизаветинских или викторианских поэтов… Привычка быть в тени уберегла X. Д. от вредной публичности, особенно на первом этапе творчества. Поэтому в её послужном списке нет раздела «Произведения ранних лет»: с самых первых шагов она заявила о себе как сложившийся зрелый поэт.Хэрриет Монро «Поэты и их творчество» (1926 г.)Я счастлив и горд тем, что мои скромные поэтические опусы снова стоят рядом с поэзией X. Д. — нашей благосклонной Музы, нашей путеводной звезды, вершины наших творческих порывов… Когда-то мы безоговорочно нарекли её этими званиями, и сегодня она соответствует им как никогда!Форд Мэдокс Форд «Предисловие к Антологии имажизма» (1930 г.)

Хильда Дулитл

Проза / Классическая проза