– Позвольте мне быть предельно точным, миссис Хейвен, – произнес Шамбрен. – Мы привели вас сюда не просто для того, чтобы получить какую-то информацию. Мне показалось, что вы, именно вы являетесь мишенью Обри Муна!
– Какая чепуха, – ответила она, избегая его взгляда.
Он повернулся и взял со стола утренний выпуск «Трибюн». Газета была раскрыта на странице, где были помещены фотографии. Мун с Бернардом Шоу, Мун с итальянской кинозвездой, Мун с принцем Уэльским и репродукция портрета пропавшей без вести Виолы Брук… Он подал газету миссис Хейвен. Она посмотрела на фотографии и пристально взглянула на Шамбрена.
– Я не хочу обидеть вас, миссис Хейвен, сказав, что мне было двенадцать лет, когда это случилось, в 1922 году, не правда ли? Я не думаю, что когда-нибудь видел портрет Виолы Брук, еще сегодня утром, когда я просматривал газеты, он не привлек моего внимания. Но вечером, когда я увидел его снова, меня вдруг осенило!..
– Виола Брук давно умерла! – резко сказала миссис Хейвен,
– Я уверен, что все, кто сейчас находится в этой комнате, уважают ваши желания, миссис Хейвен. Но учтите, Обри Мун знает, что она жива! И я думаю, он смертельно боится ее, миссис Хейвен. Ее-то он и собирается убить. Вы могли бы нам сказать, почему, и помочь нам защитить ее!..
Она долго молчала. Все ждали, затаив дыхание.
– Ну что ж, вы правы, – сказала она наконец тихо, почти неслышно. – Я – Виола Брук!
Потрясенный Джон Уилз зачарованно смотрел на миссис Хейвен. Как? Эта нелепая старуха – та прославленная красавица, что сорок лет назад бесследно исчезла из своей гримуборной в середине спектакля? Почти целый год газеты мусолили ее историю и отступились только тогда, когда всякая надежда найти ключ к ее исчезновению оказалась напрасной. Виола Брук, которая, по общему мнению, была любовницей Муна в течение ряда лет после первой мировой войны!
Глаза старой женщины обратились к Уилларду Сторму, сидевшему в кресле у противоположной стены. Он наклонился вперед, глаза его за стеклами очков в темной оправе возбужденно блестели в предвкушении сенсации.
– Я говорю вам правду, Шамбрен, которая мне дорого обойдется! Этот червяк, – миссис Хейвен указала на Сторма костлявым пальцем, – ославит меня на весь мир. Ему обязательно присутствовать при моем рассказе?
– Не беспокойтесь, миссис Хейвен, – сказал Харди. – Он будет делать все, что ему скажут. Ему придется считаться с нами, если он не хочет неприятностей!
– Даже в семьдесят три года женщина остается тщеславной, – сказала миссис Хейвен, не обращаясь ни к кому в особенности. – Некоторые женщины даже в старости сохраняют свою красоту. По многим соображениям, мне пришлось вести другую игру. Чтобы меня не узнали, я сделала себя комическим персонажем. Тридцать лет это была веселая игра. Последние пять лет стали адом!..
– Ваш муж умер пять лет назад, миссис Хейвен? – мягко спросил Шамбрен.
Она кивнула. Глаза ее под густо накрашенными веками были закрыты.
– Мы не хотим причинять вам боль, миссис Хейвен, – сказал Шамбрен. – Но в интересах дела мы должны выяснить некоторые подробности. Осман Гамайэль – ваш друг?
– Настоящий, верный друг!
– Он знает о вас всю правду, миссис Хейвен?
– Да! Он, мой шофер Отто и Обри – единственные, кто до этого момента знали истину.
– Вы знаете, где сейчас мистер Гамайэль?
– Нет. Он ушел от меня, когда я собиралась в театр.
– И ни вы, ни он ничего не знали об убийстве мисс Стюарт?
– Я ничего не знала, пока вы мне сейчас это не рассказали. Осман, уходя от меня, тоже ничего не знал…
– Насколько та история, что вы рассказали Джону Уилзу, соответствует действительности?
– История? – Она взглянула на Джона. – Я полагаю, он принял все как факт! Действительно, есть человек двадцать или более, которые будут морально и социально уничтожены, если Мун умрет насильственной смертью. Он собрал против этих людей определенные факты, и, если он умрет не своей смертью, эти факты будут обнародованы – может быть, его адвокатом, а может, поверенным в делах. Мы с Османом чувствовали, что просто необходимо сохранить ему жизнь. Мы думали, что Уилз, сам ставший жертвой, нас поймет… сможет помочь!
– Значит, насильственная смерть Муна сильно повредила бы вам, миссис Хейвен?
Ее объемистая грудь поднялась и опустилась, как огромная волна, от глубокого, долгого вздоха.
– Мне меньше, – чем другим, – наконец сказала она. – Да, моя личная жизнь станет всеобщим достоянием! Да, моя подлинная личность будет установлена со всей сопутствующей этому шумихой! Но другие окажутся перед лицом настоящего бедствия…
– Но вы объединились с ними, хотя лично для вас опасность не так велика, как для них?
– Да, Шамбрен! Да – потому что, если бы не я, Обри не смог бы превратить жизнь этих, да и многих других людей, вроде Уилза и его отца, в бесконечный ад.
Я виновата, потому что была эгоисткой! – Она посмотрела прямо в лицо Джону. – Я виновата в смерти вашего отца, Уилз, потому что думала только о себе,
– Право же, этому трудно поверить, миссис Хейвен, – сказал Шамбрен.