Он попробовал выдавить из себя улыбку, но не очень преуспел в этом. Девочка молчала, глядя на него огромными глазами. Ресницы у нее были длинными и темными, губы стиснуты в упорном молчании, тонкий носик был унаследован от матери. Она не мигая наблюдала за Кареллой и молчала.
– Тебя зовут Анной, правда? – спросил. Карелла.
Девочка кивнула.
– Знаешь, как меня зовут?
– Нет.
– Стив.
Она снова кивнула.
– У меня есть дочка. Такая же, как ты, – сказал Карелла. – У меня близнецы. Сколько тебе лет, Анна?
– Пять.
– И моей дочке столько же.
– Ммм, – произнесла Анна.
Помолчав, она спросила:
– Маму убили?
– Да, – ответил Карелла. – Да, милая, убили.
– Я побоялась туда зайти и посмотреть.
– И хорошо сделала.
– Ее убили сегодня ночью, правда? – спросила Анна.
– Да.
В комнате воцарилось молчание. Снаружи до слуха Кареллы доносились приглушенные голоса. Разговаривали полицейский медэксперт и фотограф. Апрельская муха билась в оконное стекло. Карелла посмотрел в приподнятое лицо девочки.
– Ты была здесь этой ночью? – спросил он.
– Да.
– Где?
– Здесь. В этой комнате. В моей комнате.
Она погладила куклу по щеке, взглянула на Кареллу и спросила:
– Что такое близнецы?
– Это когда двое детей появляются на свет одновременно.
– А-а!
Она все еще смотрела на него, но в глазах ее не было слез. Широко распахнутые, они казались темными на бледном личике. Наконец она сказала:
– Это сделал тот человек.
– Какой человек?
– Тот, который был у нее.
– У кого?
– У мамы. Тот мужчина, который был у нее в комнате.
– Кто это был? Ты его видела?
– Нет. Я играла в этой комнате с Болтуньей, когда он пришел.
– Болтунья – это твоя подружка?
– Болтунья – моя кукла, – девочка подняла свою куклу и хихикнула.
А Кареллу вдруг захлестнуло горячее желание схватить ее на руки, тесло прижать к себе и сказать, что нет на свете ничего похожего на остро отточенную сталь и внезапную смерть.
– Когда это было, родная? – спросил он. – Ты не знаешь, в котором это было часу?
– Не знаю, – ответила она и вздохнула. – Я умею узнавать только когда двенадцать часов и когда семь, и все…
– А скажи, темно было в это время или еще нет?
– Да, это было после ужина.
– Этот человек пришел сюда после ужина?
– Да.
– Твоя мама знала этого человека?
О, да. Она смеялась и была сначала очень веселая, когда он пришел.
– А потом что случилось?
– Я не знаю. – Анна снова вздохнула. – Я была здесь, играла с куклой.
Она снова замолчала. Вдруг слезы выступили у нее на глазах. Лицо ее оставалось неподвижным, губы не дрожали, черты не исказились. Просто слезы наполнили глаза и побежали по щекам. Она сидела неподвижно, как изваяние, и беззвучно плакала.
Карелла беспомощно стоял перед ней – сильный мужчина, который внезапно почувствовал себя слабым и неумелым перед молчаливым взрывом горя. Он протянул девочке свой носовой платок. Она молча взяла его и высморкалась, но глаз вытирать не стала. Вернула платок и сказала:
– Спасибо…
Слезы по-прежнему бесконечным потоком струились по ее лицу, маленькие руки были крепко стиснуты на груди у куклы.
– Он бил ее, – сказала она. – Мне было слышно, как она кричала. Но я боялась туда войти, и я… я стала притворяться, что ничего не слышу. А потом… потом я правда больше ничего не слышала. Я просто разговаривала с Болтуньей все время, и все. Так, чтобы не слышать, что он делал с ней в той комнате.
– Хорошо, дорогая, – сказал Карелла.
Он сделал знак полицейскому, стоявшему в дверях. Когда тот подошел, Стив спросил шепотом:
– Ее отец здесь? Его известили?
– Черт, я не знаю…
Полицейский повернулся и крикнул:
– Кто знает, сообщили мужу или нет?
Коп из отдела уголовных преступлений оторвался от своей записной. книжки и сказал:
– Он в Аризоне. Они уже три года, как разведены.
Лейтенант Питер Бирнс обычно был терпим и терпелив, но в последнее время Берт Клинт определенно действовал ему на нервы. И хотя, будучи терпимым и терпеливым человеком, Бирнс понимал, что у Клинта есть оправдание, все же общение с ним от этого не делалось более приятным.
Бирнс считал, что психология – немаловажный фактор в работе полиции, поскольку именно психология, помогает вам осознать, что в мире нет негодяев, а есть только неуравновешенные люди. Психология предлагает понимание людей, а не их осуждение. Да, это было стоящее оружие – эта психология, но только до тех пор, пока какой-нибудь дешевый воришка не лягнет тебя ногой в пах в один прекрасный день или вечер. Когда же это случается, то трудно представить себе этого воришку в качестве заблудшей души, у которой было тяжелое детство.
Точно так же, хотя Бирнс очень хорошо понимал, какая травма объясняет теперешнее поведение Клинта, ему было с каждым днем все труднее и труднее относиться к нему иначе, нежели к копу, который чересчур занят собой, черт его побери!
– Я хочу перевести его отсюда, – сказал Бирнс Карелле в то утро.
– Почему?
– Потому что он разлагающе действует на весь отдел, вот почему, – ответил Бирнс.